Это было трудное время для Куай-Гона. Это было похоже на высокую температуру, как будто лихорадка была в его крови. Он был беспокоен и раздражителен. Медитация давалась с трудом. Устав дожидаться очередной миссии, которая, как он надеялся, могла бы отвлечь его от этого тяжёлого для него состояния, он вместе с Оби-Ваном отправился в достаточно экстремальное путешествие на Рагуун-6, надеясь, что трудности пути позволят вернуть привычное спокойствие.
Не получилось.
Первое видение посетило его там, на Рагуун-6. Он видел Тал в беде. В его видении он подхватил и держал её, чувствуя, насколько слабо её тело. И он сам был полон беспомощностью и страхом.
Когда он возвратился в Храм, стремясь поскорее найти её, то обнаружил, что Тала вот-вот вылетит с миссией в Новый Эпсолон. Куай-Гон не мог помешать этому. Но после того, как она улетела, его ещё раз посетило всё то же самое тревожащее видение. Он знал, что она в серьёзной опасности. Он знал, что ей потребуется его помощь. А ещё он знал, что она, как всегда, будет сопротивляться его помощи.
Не надо было и советов Йоды, он и сам знал, что видение не должно служить руководством к действию. Но он не слушал Совет, когда они предостерегали его. Он улетел в Новый Эпсолон, влекомый силой, которую он сам не понимал. Он должен был следовать за нею.
Но самая важная вещь так и не становилась понятна. Почему приходит к нему это видение Талы в беде, приходит неоднократно, управляет им? Почему один только вид её вдруг раздражает и в то же самое время наполняет его душу теплом?
Тогда, в один слепящий момент, он получил наконец ответ на его вопрос. Это было как шок — столь глубоким казалось это ощущение, что он не мог содержать его. Он понял наконец — он был не только джедай, но и человек. И лихорадка в его крови была Тала.
Храбрость — это было то, о чём он обычно не думал. Это было просто желание поступать правильно. Словно потребность движения вперёд. Куай-Гону никогда не требовалось усилий для этого; храбрость всегда была в нём, была как нечто естественное. Но она напрочь покинула его, когда он просил Талу о разговоре наедине.
Он высказал всё, что было на сердце, как мог спокойно. Совсем немного слов… Время, которое потребовалось ей, чтобы ответить, показалось ему бесконечным. Потом она шагнула к нему, взяла его за руку, и пообещала, что они будут вместе. Они будут вместе, всегда — сказала она.
Какой удивительный урок, думал Куай-Гон, понять, что радость — такая простая вещь. Эта радость брала начало от единственного сияющего источника. Она сказала да.
Она сказала Да.
* * *
За то недолгое время, пока они шли до музея, Куай-Гон задействовал все навыки джедая, чтобы привести себя в порядок. Он видел, что падаван был обеспокоен его поведением. Действительно, едва ли не впервые с тех самых времён, когда он был ещё учеником, для него вдруг стало такой проблемой собраться с волей и мыслями.
Посреди каждого сражения, каждой проблемы, Куай-Гон всегда умел находить свой внутренний центр спокойствия. Но когда он достиг его теперь, то вместо него оказалось ядро бурного, гневного хаоса, подпитанного его виной и страхом.
Это было время, которое он должен был использовать максимально эффективно. Время, требовавшее максимального сосредоточения.
Холодный страх, обосновавшийся глубоко в его душе, касался не только Талы. Он боялся и своего собственного сомнения.
Он никогда ещё не был в таком замешательстве, потому что никогда прежде не чувствовал ничего подобного. Казалось, лишь несколько часов назад он и Тала обещали друг другу быть вместе. И чувства, и эта потребность быть рядом удивили их обоих. И когда они сумели принять это неожиданное для них со стояние, оно вдруг показалось им самой естественной вещью в мире. Куай-Гон с удивлением обнаружил, что нашёл человека, который значил для него больше, чем что-либо ещё в Галактике.
И теперь он терял её.
— Куай-Гон?
Голос Оби-Вана вытолкнул его из этой путаницы мыслей. Он увидел, что стоит перед широкими двойными дверями музея.
— Музей закрыт, — сказал Оби-Ван, — Ещё слишком рано.
— Он открывается через пятнадцать минут. Без сомнения, работники уже здесь.
Музей был построен вскоре после того, как правительство Эпсолона было реорганизовано и был провозглашён Новый Эпсолон. И именно как показ честных намерений, правительство открыло двери ненавистного штаба Абсолютистов. Люди свободно приходили и подтверждали ужасы, которые творились там. Лидеры Нового Эпсолона чувствовали, что это было способом предотвратить повторение этих ужасов. Бывшие жертвы репрессий Абсолюта вызвались — и получили рабочие места в качестве гидов в этом комплексе.
Читать дальше