Леонид Мешалкин - Империя. Врагов не будет! (СИ)

На Земле-Один вводится единственная денежная единица — имперский рубль.

На благородные металлы вводятся расценки Галактического Содружества. То есть золото сильно теряет в цене, а на первый план выходят платина и палладий. Впрочем, пока что все благородные металлы из «закромов» всех стран подлежат конфискации. Взамен их эти станы получат высокотехнологичные товары, доставленные из Содружества. Например, те же самые нейросети и прочие мозговые приблуды.

Вот таким вот образом Империя и лишилась враз и всего своего только что увеличившегося золотого запаса, и запасов других благородных металлов — платины, серебра, палладия, рутения, родия, осмия и иридия.

Но, похоже, что это ненадолго. Ибо Император Владимир Владимирович заранее знал, как можно поправить это дело.

Как известно, благородные металлы во вселенной образуются в процессе эволюции звёзд. Это когда массивные звёздные тела на определённом этапе своего развития взрываются — и из их ядер получаются звёзды нейтронные. А в ходе данного довольно-таки кратковременного процесса в сорвавшейся звёздной оболочке синтезируются тяжёлые химические элементы, которые в обычных обстоятельствах в звёздных ядрах не производятся. В их числе — и благородные металлы.

Потом выброшенное вещество после взрывов множества звёзд конденсируется, образуются новые звёзды и планеты, также кометы и астероиды…

Вот про астероиды-то я и веду речь. Среди них не так уж и редко встречаются космические тела, почти целиком состоящие из дефицитных на Земле материалов. Примерно девяносто процентов их массы приходится на железо, девять — на никель, а оставшийся процент — на благородные металлы.

Наверняка подобные астероиды можно найти и между Марсом и Юпитером. И их даже уже и нашли. И даже попытались разрабатывать. Это было как раз перед попыткой реванша кланов — за «плюху» от Аратана. Но тогда обе уже развёрнутые в поясе астероидов производства пришлось срочно консервировать, шахтёрские корабли — отгонять. А самих шахтёров с их ещё дефицитными в Солнечной системе нейросетями и уже разученными базами знаний — прятать на Светлояре.

Когда натиск рабовладельцев оказался успешно отбит, шахтёрам вроде бы можно было возвращаться к прерванной налётчиками работе. Ан нет! Ведь это было бы слишком просто, верно? И Император дал новое задание Исследовательскому Корпусу. Если уж ведомство Созинова способно находить «на той стороне» аж обитаемые миры, так почему бы им не найти несколько относительно небольших — но ну очень дорогих по стоимости! — «камешков». Желательно — из чистой платины.

Сказано — сделано. Поисковая аппаратура Корпуса была настроена на новые параметры. Масса искомых объектов — от 0,001 массы Земли и ниже, насколько это возможно вообще. Температура поверхности объекта (средняя) — не более двухсот градусов по Цельсию. Плотность объекта — от примерно десяти граммов на сантиметр кубический и выше.

И всего за неделю Императору на-гора было «выдано»: один астероид из платины (более восьмидесяти процентов состава), два — золотые (с примесями), один — иридиевый (небольшой), восемь — железо-никелевых, но с содержанием благородных металлов свыше двадцати процентов.

Первоочередные финансовые проблемы Земляндии оказались враз решены. Однако ж при реализации данных «даров небес» следовало быть крайне осторожным. Ещё того не хватало — обрушить цены на рынках Содружества из-за демпинга! Да и привлекать к себе лишнее жадное внимание опять же весьма нежелательно. Так что — только понемногу, мелкими партиями.

— Петро, а за что тебя сюда, к самому чёрту на кулички, сослали-то? — спросил у собеседника парень явно «восточной» наружности, подбрасывая в костёр ещё пару толстых сухих ветвей. — На эту грёбаную метеостанцию, расположенную в самых дальних гребенях? Которая, по идее, вашей республике не очень-то фактически и нужна?

— А я сам, считай, попросился, Искандер. — Этот был по типу лица несомненный европеец. — У меня была возможность замены — пятнадцать лет вольного поселения вместо пяти лет отсидки на шахтёрской зоне. Уголёк там рубить. А я под землёй — не люблю, неудобно мне там как-то.

— Боязнь тесноты и вообще замкнутого пространства? Клаустрофобия?

— Во-во, она самая. Но так-то я тесноты не боюсь, мне только в шахте становится не по себе.