Олег Синицын: Случайные герои

Ага, конечно. Только я не пойду домой, а возьму такси и сразу в больницу. Прямиком. Туда, надеюсь, не доберется. Не успеет, по крайней мере…

Разум моего мужа, покалеченный дробью разнокалиберных религий, лечить бесполезно. Сейчас Грэг был настолько погружен в предстоящий катаклизм, что просто не услышал моего предложения… Он склонился надо мной, заливая потом страницы перекидного календаря, на которых сиротливо жались друг к другу две единицы.

– Длань Господа сложила звезды на небе в предупреждающие знаки, – произнес он, заглядывая мне в глаза. – Мой Учитель прочитал их и сказал, что это произойдет сегодня.

Акцент сделал на слове «это». Объединил в дрянном местоимении РОЖДЕНИЕ СЫНА… и Апокалипсис. А для меня эти понятия не объединяются. Катастрофа Апокалипсиса – трагедия безумной головы моего мужа. А рождение сына – событие! Великое и радостное.

Клоун в монашеской рясе сверлил меня истеричным взглядом и, дабы избежать его, я принялась рисовать звездочки на листе бумаги. Один человек говорил мне, что они успокаивают.

– Послушай, Грэг, – сказала я, не поднимая глаз. Кресты и цепи звенели прямо над ухом. – Мы с тобой достаточно взрослые люди. Настолько взрослые, что детей уже рожать поздновато… Но ведь должен быть здравый смысл!

– Он есть, – улыбнулся мой единственный и достал из под рясы огромный нож. Мой кухонный нож из высококачественной нержавеющей стали. Нож из моего набора за 1299 долларов. Который великолепно режет мясо и рыбу. А теперь и меня порежет, заодно.

– Все решится здесь и сейчас. Учитель сказал, что либо погибнут единицы, либо целый мир погрузится в темноту и слезы… В миг рождения сына Тьмы луна закроет солнце, затем обрушатся купола соборов, церквей и мечетей. Миллиарды верующих заплачут кровавыми слезами, а десятки миллиардов мертвецов начнут выбираться из могил.

Кончик лезвия, которым я еще два часа назад отрезала ветчину этому чудаку на завтрак, коснулся моей щеки. Рука не переставала рисовать звездочки, даже когда сердце учащенно забилось, а ребенок принялся молотить в живот.

– Я сделаю это, – прошептал он в типичной манере киношных маньяков. – Не думай, что у меня не хватит духа!

– Экий ты храбрец!.. Я вообще думаю, что у тебя нет духа.

– Ты меня злишь? – Кончик ножа угрожающе проплыл мимо моего лица. – Не нужно меня злить.

– О-о! – выразила я дозированное восхищение. – Как можно злить героя, который спасает мир? Ведь если ты не остановишь меня, тогда кто?

Мой мужественный и неистовый супруг даже слегка растерялся эпохальности свершаемых им дел.

– Да, – озадаченно произнес он. – В самом деле, кто …

Дальнейшие рассуждения уже не были важны. Я дорисовала последнюю звездочку, а в следующий миг стальные кресты рванулись с его груди в разные стороны. Словно привязанные тросами к паре разъезжающихся грузовиков… Нож вывалился из его руки, звякнул о столешницу нотой «ре» и упал под ноги удушаемому собственными цепями Грэгу Такеру. Чтобы не объяснять ему что-то взглядом или словами, я не стала поднимать голову, а дорисовала на листке могилку с надгробным камнем и розочку на ней.

Один человек говорил мне, что рисование звездочек успокаивает… Не совсем человек, конечно, но зато настоящий отец моего ребенка, а не этот клоун в цепях… А еще добавил, что нарисованные в определенной последовательности, звездочки образуют кабалистический знак, который защитит.

Муж перестал трепыхаться. Цепи ослабли, и безжизненная куча костей, жира и тряпья грохнулась на пол. Трепеща страницами, рядом упала Библия.

«И падут пред ним царства людские», – было написано на лбу Грэга. М-да… Именно «падут».

Развод получился неожиданным и быстрым. Даже адвокат не понадобился.

Еле-еле поднялась с кресла. Тяжело. Определенно мой живот напоминает уже не арбуз, а шевелящееся пушечное ядро. Ребенок внутри не на шутку разбушевался и молотил, словно в дверь. Возможно доктор был прав, скорее всего сегодня… Я снова выглянула в окно.

Да, у меня в чреве сын Сатаны. Ну а что, собственно такого? Зато это мой сын. Вы не представляете, на что решится отчаявшаяся женщина, которой тридцать семь лет, а муж бесплоден, как ножка от табуретки!

Голубое небо никуда не делось, и это плохо. С некоторых пор я не могу смотреть на него. Меня от него тошнит. Больше предпочитаю ночь, темноту. Меня воротит от сладкого, а нравится горькое и пересоленное. Меня тошнит от комедий и мелодрам – обожаю кровавые боевики и ужасы. Мне приятны похороны, но ненавижу рождение детей… Впрочем, рождение собственного – исключение.