Александр Руджа - Везучие сукины дети [СИ]

Бад появился, вытирая руки о веселенький передник, широкое лицо выражало радостное ожидание. Чумной Доктор издал невнятный звук сквозь маску.

— Маскировка — серьезная штука, — негромко сказал он. — Она сродни искусству и потому требует творческого, переменчивого подхода. Большинство парней, которые занимаются теми же вещами, что и я, используют добавочный принцип. Приклеивают себе усы, скажем, надевают парик или очки, иногда лепят новую кожу или даже голову, в общем, стараются утяжелить свой облик. Это, возможно, и работает, но не очень и не всегда. Я поступаю иначе.

Ночная улица была пуста, редкие машины разбрасывали лучи света, ползущие по бетону, как живые. Мимо проскочила крупная, но стриженая, похожая на коренастого павиана, рыжая кошка, мелькнула отраженным красным светом злых глаз.

— Я поступаю иначе, — мягко повторил Чумной Доктор. — Для того, чтобы меня не узнала ни одна живая душа, я снимаю маску. Хорошо, положим, Бад и еще… кое-кто видели меня и без нее. Да, еще ты. Но ведь я сказал «живая душа», заметил?

Он осторожно, сантиметр за сантиметром, вытащил клинок. Со стороны тот выглядел покрытым густым вареньем, вроде вишневого. Медленные капли лениво срывались с отточенного лезвия. Человек перед ним тоненько выдохнул воздух, словно боялся проронить хоть звук — иииииих! — и упал на колени. Завалился набок — неловко, неуклюже. Дернулся. Затих, похоже, навсегда.

— Рана болезненная, не могу отрицать, — сказал Чумной Доктор. Из поясного кармана он вынул белоснежный платок и тщательно протер меч. — Зато и смерть наступает быстро. А, этот извечный спор, что лучше — закончить все сразу, или помучиться. Скажу так — я считаю, что лучше помучиться. Впрочем, своего мнения никому не навязываю.

Он прислушался к вою ветра в проводах.

— Похоже, нужный мне человек спрятался с противоположной стороны этого здания, — сказал он. Окинул взглядом долгий, выкрашенный в лишенный всяческого воображения темно-красный цвет каркас припортового склада Кайши. Пусто и темно, только по похожему на военный аэродром двору, выложенному одинаковыми бетонными плитами, ползли тени, которые никто не отбрасывал. — И он расскажет мне все. Расскажет, где найти ее — настоящую. Расскажет, или…

Покачал головой. Смахнул с бледного лица, обезображенного сеткой кривых шрамов, что-то невидимое. Достал из-за спины второй короткий клинок, без звука вогнал его в стену здания примерно на уровне груди, пружинисто подпрыгнул, приземлился обеими ногами на рукоять меча, покачнулся, но удержал равновесие и подпрыгнул еще раз.

Ветер посвистывал в проводах — а может, то был и не ветер вовсе. Но больше издавать эти звуки было определенно некому — немногочисленные обитатели этого отдаленного района сидели по домам и ни за что на свете не переступили бы той ночью порога. Чума из далеких и темных веков, страшная, не знающая отдыха и жалости болезнь, вышла нынче на охоту.

Если бы кому-нибудь вздумалось описать историю их первой встречи, то это описание вышло бы очень коротким. Он увидел ее, она увидела его. Она отвернулась и прошла мимо, но он… он застыл, замер, словно античная мраморная статуя. Телом — на короткие двадцать секунд. Душой, мыслями и чувствами — навсегда.

Планета называлась Ганза — возможно, в честь той самой Первой Ганзы, а может — просто в силу случайного совпадения, взятого у аборигенов сочетания неподатливых звуков. На дворе стоял… нет, время не имело значения; при межзвездных перелетах с ним вообще творятся занятные вещи. Скажем так: тогда Доктор был почти вдвое моложе и, как всякий молодой человек, полагал себя разочаровавшимся во всем горнем и духовном циником. Ганза, торговый центр планетарной системы, предоставляла отличные возможности понять и принять, что все на свете продается и покупается. Он и до этой командировки, в общем, не сомневался в этом, но сейчас… сейчас в нем проснулось что-то вроде любопытства.

Стояло раннее жаркое лето. Улицы городка под названием Кайша — похоже, у первопроходцев было изрядное чувство юмора — словно вымерли, жизнь, овеваемая струями кондиционеров, теплилась только в полуподвальных кафе, и черные петухи, возвещающие пришествие вечера, еще не пропели.

Во второй раз он увидел ее у фонтана, сидящую на краю, опустившую стройные ноги в черных чулках чуть выше колена в бурлящую теплую воду. Возможно, это была судьба.