Александр Руджа: Не чужие [СИ]

— Правильно понимаешь, лейтенант, тут уж вам точно жопа, — согласился Наливаныч. — Боевая задача, понятно, не уничтожить эту дуру — хрен с ней что-то будет после твоего залпа — а обозначить сопротивление и отвлечь внимание от города. В общем, давай, Блок-1, удачного тебе перерождения.

Начштаба у нас буддист, я забыл сказать. А может, кришнаит, я их вечно путаю.

Трофейная пушка — это удачно снятая с какого-то подбитого «тряпочного» корабля непонятная хрень, генерирующий здоровенный плазменный заряд. Ученые от восторга пищали, как лабораторные мыши, когда «копатели» и техники ее приперли полгода назад. Потом проанализировали, облили кислотой, постучали кувалдой — фигурально, конечно, выражаясь — и смущенно сообщили, что вообще-то почти такие же штуки в Союзе строили еще чуть ли не при Сталине*****. Тот же принцип, та же технология. С компактностью там какое-то удачное решение «тряпки» нашли, и еще с подачей рабочего тела, а все остальное понятно и примитивно, как говно мамонта.

Даже обидно — мы бы сами могли такое построить еще тридцать лет назад, будь хоть самую чуточку изобретательнее.

И вот теперь я должен был выпалить по материнскому кораблю, по этой здоровой блямбе на полнеба, из их же оружия. Не прибить, так припугнуть. Пошли прочь, мы тут, внизу, тоже очень плазменные и опасные. У судьбы, похоже, все-таки неплохое чувство юмора.

Меня неожиданно вырвало прямо на кресло. Раз, потом другой. То ли последствия гипероксии, то ли просто так, от волнения.

— Слыхали, чего, девчонки? — поинтересовался я, вращая лицевыми мышцами и пытаясь унять отвратительный привкус во рту. Получалось так себе — хорошо еще, что поутру, после пробуждения, позавтракать нам не дали. Как там «в обороне так и сяк, в наступленье — натощак». Только нас и в обороне не кормили. — Есть предложение перестать считать вечер томным. Нас, судя по всему, все-таки решили принести в жертву во имя свободного коммунистического будущего. Какие будут мнения на этот счет?

— Что поделать, — вздохнула Лена. Голос звучал приглушенно, то ли от препаратов, то ли по какой-то другой причине. — Судьба.

— Вот и пригодится завещание… — в металлических нотках, как и прежде, не слышны были эмоции.

— Да ладно, мы еще побарахтаемся! — уверенно заявила Ульянка. У меня была идея, в чем мы такими темпами будем скоро барахтаться, но говорить этого я не стал.

— Не хотелось бы так… — Но и Славя все-таки приняла неизбежное.

— Что уж там, жаль! — Алиса была неоправданно, неудержимо весела. — Я все никак не могу смириться с отсутствием даже смутной перспективы сожительства с нашим Саньком! Больше всего меня печалит эта новость. Может, все-таки есть еще шанс?

Вторым ключом на короткой цепочке я отпер спецпульт. Там было всего две кнопки — «Прогрев» и «Пуск». Я глубоко выдохнул и нажал «Прогрев». Сверху все еще вырастала, закрывая горизонт, тарелка. Каким же маленьким и ничтожным кажешься по сравнению с ней! Словно рассматриваешь гору, стоя у ее подножия, или на альпийскую долину любуешься, раззявив в ошеломлении ротовую полость. Подавляющая мощь.

— Логически, Алис, шансов у нас, скорее всего, нет, — признался я. Датчики показывали, что снижение прекратилось. А километра четыре она в диаметре, наверное. Осталось двадцать шесть секунд. — Но человек обычно плюет на логику густой здоровой слюной и живет так, будто ее в его мире нет вовсе. И случаются чудеса, косноязычные невротики ведут за собой целые страны, бездарные олухи становятся великими полководцами, малограмотные пастухи основывают философские учения, живущие тысячи лет… А безногие и безрукие калеки спасают мир. Так что забудь на минуту про логику и перспективу. Чудеса бывают. Они бывают, Алиска!

Кнопка с надписью «Пуск» была нажата.

Раздался грохот — снизу, сверху, отовсюду. Изображения на экранах исчезло, капсулу затрясло, посыпалась мелкая бетонная пыль. Гул, нарастающий, приближающийся, заполонил все пространство наушников, и я сбросил их, в панике обрывая ремешки.

А потом на нас обрушился такой удар, что капсула раскололась на тысячи кусков, я вылетел из нее, телом и комбинезоном разорвав всю сложную привязную подвесную систему и обрушился, вместе с остатками капсулы, куда-то вниз, вглубь тускло освещенной оружейной шахты. Еще в полете мне в голову прилетел здоровенный кусок чего-то белого, тяжелого, так что все мысли покинули мою бедную бестолковку даже до того, как тело с противным мясным звуком ударилось о дно одного из нижних уровней разрушенного противовоздушного комплекса.