Роберт Асприн - Дом, который построил Джек

Пол пошатнулся под его ногами. Смерть от инфлюэнцы? Так и не станет королем? Но это невозможно, он ведь столько трудился, вложил в это все, провел пять недель в кромешном аду, доставая эти Богом проклятые Эддины письма, чтобы защитить его, чтобы это не помешало его восшествию на трон. Он совершал убийство за убийством, чтобы Эдди ничего не угрожало, чтобы он стал королем, чтобы это дало Лахли ту власть, о которой он мечтал, богатство, контроль над политическим будущим Империи…

И Эдди погибнет от какой-то вздорной инфлюэнцы ?

Лахли начал смеяться — диким, идиотским, визгливым смехом, отдававшимся эхом от каменных сводов. Он обеими руками стиснул эту невероятную камеру и смеялся до тех пор, пока не начал задыхаться.

— Как вы вернетесь обратно? — прохрипел он наконец. — В свое время?

— Через Врата, — сонным, но рассудительным голосом отвечала его жертва.

— Врата? Какие врата? Где? — Он все еще смеялся, всхлипывая, на грани безумия. Какой рассудок выдержит такое потрясение?

— Британские Врата. В Бэттерси. Сполдергейт-Хаус. Но они не отворятся еще несколько дней, до самого второго октября. Они отворяются каждые восемь дней. — Ее голова сонно запрокинулась назад. — Но я не пройду тогда, я останусь до убийства Мэри Келли, а это случится девятого ноября… Вот тогда я вернусь со своими записями. И тогда я точно получу премию Кита Карсона…

Он снова расхохотался. Мэри Келли? Должно быть, это та самая сучка из Миллерс-корт. Какого черта ему теперь замышлять убийство какой-то мелкой потаскушки, к которой попало письмо, написанное тупицей, который даже не доживет до своей коронации? Ох, Боже, все это слишком смешно: вот он стоит в своем сатанинском святилище, посвященном завоеванию политической и духовной власти, на полу валяется мертвый путешественник во времени, на столе — опоенный безумец и пустоголовая журналистка, собирающаяся сфотографировать убийство, которого ему больше незачем совершать, а целых четыре шлюхи уже мертвы и изрублены на куски, и все впустую, а разлагающаяся голова мальчика-педераста смотрит на него через всю комнату и смеется над крушением всех его планов…

Но ведь эта женщина подарила ему намек на что-то новое, нечто, воспламенившее его воображение еще сильнее, чем все ожидания, связанные с Эдди. Новый, необъятный мир, чтобы он подчинил тамошние умишки и зажил как король. Он снова рассмеялся и погладил женщину по волосам. Все мысли об Эдди отваливались прочь как хлопья ржавчины с хорошей дамасской стали. Доминика, эта самонадеянная дура журналистка, помогла ему гораздо больше, чем думала, выслеживая его по лондонским подземельям.

Он оставил ее привязанной к большому железному крюку на священном дубе, опоенной до полнейшего бесчувствия, потом вытащил такого же бесчувственного Джеймса Мейбрика за дверь, оставил там, запер замок Нижнего Тибора и побрел по темным туннелям под Лондоном, тихо смеясь и пытаясь представить себе, что будет, когда он через два дня пронесет сквозь Британские Врата Доминику, умирающую от ран, которые сам же и нанесет ей незадолго до появления в Бэттерси?

Где-то незадолго до рассвета Йанира Кассондра проснулась от цепенящего ужаса. Доктор Джон Лахли ворвался в ее спальню и принялся будить, шлепая по щекам, больно, до синяков, хватая за руки и тряся.

— Расскажите мне про врата! — потребовал он, с размаху ударив ее по щеке. — Да проснись же, девка, расскажи мне про врата! И станцию! Откуда ты?

Йанира отпрянула от него, плача и дрожа.

— Я пришла сквозь Британские Врата! Со станции! Пожалуйста!

— Какой станции? Как она называлась?

— Шангри-Ла, — прошептала она. Щека ее пылала от удара. На запястьях, там, где он стискивал их, медленно наливались багровым цветом синяки. — Вокзал Времени номер восемьдесят шесть.

— Восемьдесят шесть? Боже мой, неужели их столько? Расскажи мне о своем мире, женщина!

Она в отчаянии и замешательстве покачала головой:

— Я живу на станции. Мне не разрешается покидать ее, ведь я из Нижнего Времени.

— Что? — Лицо его, придвинувшееся к ней так близко, исказилось в гримасе безумия. Она вжалась в подушки, но он снова грубо дернул ее вверх. — Объясни!

— Я родилась в Эфесе! — воскликнула она. — Я попала на станцию сквозь Врата Философов! Из Афин…

Он вдруг затих, глядя на нее сверху вниз.

— Расскажи, — повторил он неожиданно тихим голосом. — Повтори, где ты родилась. И когда.