Михаил Михеев: На задворках Солнечной системы

Вот так и существовала «тайная» организация, профильтрованная контрразведкой и ею же направляемая. И, благодаря кураторам, нужные люди оказывались в точности там, где требовалось. А многочисленные агенты, часто не подозревающие даже об истинных целях своей деятельности, обеспечивали контроль за ситуацией. Это чтобы какой-нибудь умник не решил, что ему можно все, и не заварил на свой страх и риск кашу. Ипатов на Марсе был, кстати, одним из таких наблюдателей, контролирующим настроения в среде военных. И, кстати, ситуация там была не самой лучшей. Впрочем, и ничего критичного пока тоже не наблюдалось.

Ну а Филатов оказался одним из наиболее ярких деятелей этой формально не существующей организации, и именно его сориентировали на создание баз в дальнем космосе, а также обеспечение максимальных неудобств конкурентам. Что генерал, даже не подозревая о том, кто отдает приказы, и выполнял с присущей ему энергией и талантом, благо ему не только дали возможность обучиться непростому искусству космического военного разведчика, но и позволили «угнать» неплохой по тем временам корабль. Его эскадру, кстати, предстояло в ближайшее время усилить еще одним крейсером. И вроде бы все замечательно, но имелись во всем этом и свои подводные камни.

Одним из таких «камушков» стало извечное желание молодежи что-то замутить без ведома старших. И, когда решено было начать испытание гипердвигателя, посвященные люди живо сообразили, что мимо такого куша насквозь милитаризированные патриоты не пройдут. А после того, как командовать «Седовым» поставили одного из членов организации, предположения стали уверенностью. Романов, правда, никогда не отличался особым рвением, но, как известно, в тихом омуте черти водятся. Можно было бы, наверное, его снять, но быстро придумать удобный предлог не получилось. Вот потому и приставили к Романову кучу тайных надзирателей, что, в конечном итоге, и сыграло свою роль.

Единственное, что оказалось по-настоящему неожиданным и опасным, так это наличие у Романова лучемета. Эта игрушка была создана не государственными конструкторскими бюро, а силами все тех же молодых энтузиастов, среди которых нашлись в том числе и мастера-оружейники. И получилась, надо сказать, удачной. Вот только зря капитан за нее хватался, определенно зря.

– И вы хотите сказать, вся эта история с кучей трупов и морем крови оказалась следствием того, что молодежь почувствовала себя вершителями судеб? – недоверчиво спросила Кривоносова, когда Серегин закончил.

– Скорее уж, кучей нервов, Люд, – вздохнул контрразведчик. – Реально нашему капитану ведь ничего не грозило. Провели бы беседу, объяснили порядок вещей, подписал он пару-тройку бумажек о сотрудничестве – и все. Перспективный был офицер, великолепный пилот. Жаль…

В рубке повисло неловкое, гнетущее молчание. И в первый раз Басов пожалел о том, что согласился на этот полет. Приключений захотелось. Вспомнил молодость, называется. Только забыл, что молодость – это еще и трупы тех, с кем успел подружиться, вместе месили грязь дорог, копали окопы и шли в атаку… И вот ты – есть, а они – были. Только и разницы, что там кровь смешивалась с грязью, а здесь растеклась по блестящему от чистоты пластику. А результат-то один…

Пока профессор неожиданно для себя предавался интеллигентским рефлексиям, вновь заговорила Кривоносова. Нервно потеребив пальцами кончик хвоста, в который она так и продолжала собирать волосы, астрофизик спросила:

– А… скажите. Вот вы нам все это рассказываете, так вот запросто, а ведь это все секретные сведения, разве нет?

– Секретные… – кивнул контрразведчик, впервые с начала разговора переставший буравить глазами кружку с давно остывшим кофе и поглядевший на кого-то с интересом.

– И… что с нами теперь будет?

– С вами? – Серегин выглядел всерьез озадаченным, но потом, видимо, сообразив, о чем речь, криво усмехнулся. – Да ты, Люд, страшных историй в детстве переслушала и дурных книжек перечитала. Ничего вам не грозит. Вы уже одним фактом своего путешествия узнали столько секретного, что это – всего лишь эпизод. И в подписках о неразглашении вы давно, как в оберточной бумаге. Максимум, что будет, еще один автограф поставите, а то и без этого обойдется. У нас ведь тоже работают не дураки и не людоеды. Так что успокойся. К остальным это, кстати, тоже относится.

Это он вовремя сказал, потому что мысль о последствиях начала потихоньку добираться даже до самых заторможенных мозгов. Серегин это, похоже, тоже понимал и потому, выдержав паузу, чтобы все переварили информацию, спросил: