Александр Золотько: Пехота Апокалипсиса

Главный идиотский вопрос ноября, на который Касеев задолбался уже отвечать.

Объяснять каждому, почему он перестал работать с Пфайфером, Касеев не мог. Не мог и не хотел. Даже с самим собой он предпочитал не обсуждать этого.

Четыре года совместной работы, зачастую в очень вредных для здоровья местах. Три совместные поездки на Территории. Две творческие премии, честно поделенные на двоих.

Я больше не работаю с Пфайфером, сказал Касеев новому Главному.

Новый Главный как раз зачитал Касееву приказ о назначении его, Касеева, за высокий профессионализм и гражданское мужество редактором отдела новостей, спросил, есть ли у Касеева пожелания...

Я больше не работаю с Пфайфером, сказал Касеев. И Новый Главный сказал – хорошо.

Генрих Францевич остался в отделе аналитики, и они ни разу больше с ним не разговаривали.

Почему, спрашивали Касеева. Мое дело, отвечал Касеев. Может, помиритесь, говорили Касееву. Нет, отвечал Касеев. К чертовой матери, отвечал Касеев. Отцепитесь, отвечал Касеев.

Монтажеры вопроса не задавали. Они, как могли, помогали Касееву.

Граница кадра плавала, то отсекая куски туловищ у персонажей, то неожиданно выплевывая из себя их руки и ноги.

Вот внезапно из воздуха появляется рука с папкой. Потом исчезает. Потом появляется снова.

Чиновник из МИДа поворачивается в сторону, делает полшага и теряет половину туловища. При этом улыбается половиной рта. А срез переливается всеми цветами радуги.

Нужно маркировать габариты персонажа и наращивать тело через машину. А все это – время, время, время...

Что у вас произошло с Пфайфером?

Ничего с Пфайфером не произошло. Просто Генрих Францевич, как оказалось, все еще мечтал о карьере. В его-то возрасте!

Касеев так патетически пообещал Грифу...

– Мы никому ничего не расскажем! О том, что видели... Не выдадим...

Пфайфер, нужно отдать ему должное, промолчал, а Касеев искренне полагал, что сможет, что нужно...

Гриф тогда сказал правду, он прекрасно знал, что времена молчания на допросах прошли и от желания или нежелания Касеева говорить ничего не зависит.

На допросе... на «беседе», как называл ее вежливый человечек в белом халате, Касеев просто не мог молчать.

Его выворачивало от желания поделиться впечатлениями, рассказать о пережитом... говорить, говорить, говорить...

Химия это была или что-то еще – Евгений Касеев не знал. Понимал, что сейчас его заставляют говорить, что из него выдавливают информацию, но ничего больше в жизни он не хотел так, как отвечать на вопросы человечка.

Никто не мог бы отмолчаться.

Но Пфайфер умудрился перевыполнить план.

Он ведь снимал, как оказалось, все происходившее в Клинике! В кофре, который ему передал тогда капитан, не было сетевого адаптера, но была микрокамера.

Пфайфер тогда ничего не сказал Касееву. Пфайфер просто запечатлел все, происходившее с ними и вокруг них. И сам, добровольно, передал отснятое компетентным органам.

Они сидели в операторской и приходили в себя. Пытались поверить в то, что все закончилось.

Это нужно было переварить. Все это. И шаг сквозь кольцо тоже нужно было переварить. И то, что второе такое же кольцо находилось в подвале их родного Агентства и что один шаг перебросил их на несколько сотен километров и...

Здание пострадало не сильно. Разве что вестибюль был разгромлен, куски бетона и мертвые тела были перемешаны и залиты кровью. Суетились люди, с оружием и без, в бронекостюмах и в рваном гражданском.

На площади перед СИА дымил танк Территориальных войск. Ствол пушки продолжал пялиться на здание застывшим зрачком, возле стены торгового центра лежал скомканный вертолет Патруля, что-то грохотало за домами...

– Какой кадр! – сказал Касеев.

– Работаем,– сказал Пфайфер.

Он успел уже заскочить в техотдел и взять комплект из резерва. Две камеры взлетели над головой Касеева, давая панораму, одна пошла по расширяющейся спирали вверх, а вторая зависла перед Касеевым.

– Давай,– беззвучно шевельнул губами Пфайфер.

– Я пока не знаю, что именно здесь произошло,– сказал Касеев, глядя в кадроприемник.

Именно эта фраза потрясла зрителей. Глупая, нелепая фраза вдруг отозвалась, зацепила всех. Люди не знали, что здесь произошло. А Касеев был одним из них – растрепанный, в спортивном костюме, со страхом и удивлением рассматривающий все, что было перед зданием СИА и в нем.

Потом появился какой-то паренек, лет семнадцати, с автоматом в руке, и потребовал, чтобы корреспонденты вошли в здание.