1.
Опираясь на локти, Йаати смотрел в окно. В сером утреннем небе гулял ветер, подгоняя низкие, растрепанные тучи, кружа опавшие листья, раскачивая лопасти старых ветряков на берегу озера. Он мощно и грозно шумел в кронах старых, могучих деревьев, гнал быструю рябь в лужах, оставшихся от ночного дождя. Его порывы врывались в форточку, стекали по голой спине, и Йаати ёжился, невольно улыбаясь. Сегодня начиналась его самостоятельная жизнь, — он ехал в Тай-Линну, поступать в Художественную Академию.
Йаати впервые покидал родной город, и потому поездка казалась вдвойне волнующей. Он мечтал о ней лет с семи, но лишь сегодня, когда ему исполнилось пятнадцать, он получил право ехать, куда хочет, — а также и учиться, где хочет. Восемь классов школы остались позади. Йаати с удовольствием вспоминал их, — но ему хотелось большего. Нет, здесь, в Лахоле, тоже есть училище художников, и он почти наверняка поступил бы туда, но… увидеть столицу ему очень хотелось. Он много слышал и читал о ней, — особенно о девушках необычайной прелести, что будоражило и влекло его. Конечно, жениться ему ещё рано, но, может быть, — только может быть!.. — там он встретит…
Йаати вздохнул и помотал головой. Правду говоря, он уже стал самостоятельным — его родители уехали в экспедицию в Тайлану, друзья тоже разъехались, и он провел несколько дней дома, совершенно один, на границе между старой и новой жизнью. Казалось, что сам мир вокруг менялся и плыл, — в нём происходили вещи, о которых неделю назад он не мог и помыслить. Вот и сейчас…
— …продолжается операция по подавлению мятежа в Тарнской области, — глухо бубнило радио. — За прошедшие сутки уничтожено тридцать восемь мятежников. Потери сил правопорядка составили три человека. Правительственный комитет с прискорбием сообщает, что число жертв мятежа возросло до 687 человек. Наблюдатель Аютия Хеннат уверила нас, что порядок будет восстановлен в течение трех суток. Тем не менее, мы должны приложить все усилия, чтобы не допустить проявлений паники и разложения…
Йаати вздохнул и снова посмотрел в окно. Печальное это время — начало сентября, листья уже желтеют и облетают с деревьев, небо всё время хмурое, часто идет дождь. Тай-Линна намного южнее и там ещё лето… но поезд в неё отходил лишь поздно вечером, и его ждал бесконечно длинный пустой день. Никаких дел дома не осталось, и Йаати решил погулять. Он очень любил бродить в одиночестве по улицам родного города, забираясь, порой, на удивление далеко…
Дождь этим утром не шел, и асфальт уже начинал просыхать, воздух сырой и холодный, — Йаати убедился в этом, открыв окно. Пахнущий палыми листьями ветер ворвался в комнату, вызвав странное, необъяснимое томление, иногда возникавшее у него в предчувствии одиноких прогулок. Он растрепал ему волосы, окатил тело, словно вода. Поёжившись, Йаати захлопнул окно, и бодро отправился в ванную.
В прихожей висело большое прямоугольное зеркало, и Йаати замер, с сомнением глядя на себя, — он был рослый для своих лет, широкогрудый, с узкой талией, стройный, весь покрытый светло-золотистым загаром. Крепкие руки и плечи, литые пластины мышц — выпуклые на груди и туго стянутые на впалом животе. Лицо широкое и круглое, хитроватое, отчасти даже лисье, с далеко посаженными светло-голубыми глазами и красиво очерченным ртом, волосы густые, светлые и длинные. Йаати вздохнул. В общем, он очень нравился себе, но на вид он был обычный лахольский мальчишка, разве что крепче большинства сверстников, и девчонки, заразы, относились к нему без особого внимания. Ну что ж, может быть в Тай-Линне он покажется им таинственным и необычным…
Поплюхавшись под душем и растершись большим грубым полотенцем, Йаати начал быстро одеваться. Он любил свою квартиру, тесную, низкую и темную, на пятом этаже, в самом торце длинного серого дома, хотя её окна смотрели на восток и на север, — точнее, на близкий торец такого же дома напротив, и на берег озера, заставленный заброшенными ветряками. Но сейчас она казалась ему сразу и слишком привычной, и слишком маленькой…
Из своих любимых штанов из темно-синего вельвета Йаати уже почти вырос, и они с трудом на него налезали. Большую бронзовую пуговицу — ровно на четыре пальца ниже пупка — застегивать приходилось уже с большим усилием, и Йаати вновь вздохнул. Расти, конечно, очень хорошо, — но вырастать из любимых вещей как-то не очень…
Читать дальше