Александр Руджа - Пионерск (СИ)

Ясно даже и ежу.

Мысли снова путаются, к тому моменту, как я добираюсь до домика «вожатой», я дышу тяжело, а форменная рубашка промокает от пота. Здесь полная тишь и благодать, скрипят за домиком сверчки, шумят рядом деревья. Окно горит теплым желтым огоньком. Только войти туда, только рассказать ей…

Взбегаю по ступенькам. Стук в дверь.

— Кто там? — голос Ольги спокоен и уверен.

— Это Славяна! — нехорошо настолько терять контроль, но меня буквально трясет. — Это… срочно! Это очень срочно!

— Входи.

Я вваливаюсь внутрь. Ольга еще даже не ложилась, сидит за своим планшетом, как обычно.

— Что случилось, Славя? — она не встревожена. Она готова выслушать и помочь. Как всегда.

— Ольга… Дмитриевна… — меня переклинивает от вида этого мягкого лица, от приглушенного света, от все этой спокойной атмосферы, и ужас только что — только что? — происшедшего уже отступает, кажется далеким, нестрашным, и не таким уж важным. — Ольга… у нас ситуация. У нас…

Куратор морщится, наклоняется ко мне и произносит три коротких слова.

— Убрать эмоции. Анализ.

И я падаю в смеющуюся хрустальную бездну.

Это походило на картины французских импрессионистов, или даже самого Тернера. Зыбкое, неверное, ткни пальцем — и сразу же рассыплется, развеется, словно дурной сон. Что странно, надо сказать. Раньше на меня такое во время занятий не накатывало — чтобы постоянно боковым зрением виделось какое-то нездоровое, странное колыхание даже самых, казалось бы прочных материй, вроде зеленой классной доски и раскрашенных двумя унылыми красками стен.

«Каких еще занятий?»

— Разница между региональными вариантами английского языка проявляется на многих уровнях: лексическом, синтаксическом и…

Сиреневые пятна, будто облака-переростки, все еще плавают перед глазами, но явно идут на убыль, а за задними партами тем временем нарастают шум и хихиканье. Я вздыхаю и провожу ладонью по косе, разглаживаю невидимые складочки на юбке. Аккуратные ряды белых рубашек у мальчиков и светло-голубых блузок у девочек сливаются перед глазами в однообразные полосы настолько, что я не могу различить лиц.

«Кто здесь?»

Чертов выпускной класс, он всегда выпивает больше всего крови, ну, а нервы мотает примерно как проволоку на сталепрокатном заводе. Нужно быть законченной идиоткой, чтобы взять их в последнем полугодии, когда ответственность разве что в нос не заливается, а времени, чтобы хоть что-то исправить и улучшить, уже нет. Совсем нет времени…

«Что я здесь делаю?»

Постукивая каблучками, приближаюсь к источнику хихикающего безобразия. Ну, конечно, опять она — нездоровая худоба, длинная фиолетовая челка, невинные зеленые глазищи… Леночка, словно капля ртути, привлекает к себе внимание миниатюрным будоражащим водоворотом, умудряясь превращать в стремительный хаос даже то хрупкое подобие порядка, что я выстраивала с начала урока. Не то, чтобы она делала это специально, выводя меня из себя. Скорее всего, чихать она на меня хотела. Нет, это просто характер. Такой характер.

«Что за ерунда, я никогда в жизни не работала в школе!»

— Лена, вам что-нибудь не ясно?

Нахальная бестия молнией принимает идеальное сидячее положение. Огромные глаза ее смотрят на меня снизу вверх в преувеличенном почтении.

— Нет, Славяна Сергеевна, все понятно, — тихо говорит девушка на полном серьезе. Только уголки губ подрагивают в едва заметной усмешке. — И очень-очень интересно!

Вот же зараза!

— Зачем же вы разговариваете?

Лена склоняет голову на плечо, словно изучая меня.

— А я просто делюсь впечатлениями от того, насколько вы все увлекательно рассказываете. Невозможно оторваться.

Она медленно, расчетливо облизывает губы и смотрит мне прямо в глаза.

«По-моему все идет куда-то не туда…»

Я отмеряю шагами путь обратно до учительского стола.

— Ребята, вы отлично знаете, что по новым стандартам мы не имеем права исключать вас из школы. Никаких официальных наказаний за прогулы и невыполненные домашние задания больше нет. Вся надежда на вашу сознательность и способность понимать свою же пользу. Это для вас ясно? Лена?

— Конечно, — нарушительница спокойствия снова сама скромность.

— Отлично. Тогда останетесь на несколько минут после занятия.

На долю секунды ее самоуверенность дает трещину, но тут же исчезает, залитая потоком уверенного самомнения. Все под контролем. Что эта дурочка-практикантка может ей сделать?