Олег Дивов: Закон фронтира

Выпил, отдышался, устало зевнул. Почувствовал, что вымотался до упора, физически и эмоционально. И с наслаждением подумал, что сейчас уснет. Будет спать и видеть сны о чудесной прошлой жизни.

Так и получилось.

Когда к длинной каменной штуковине напротив фасада Дворца Пионеров — не то трибуне, не то просто ступеньке, — пришел Дымов, его шестерка была уже не только полностью в сборе, но и хорошо подготовлена к игре. Даже чересчур хорошо. Рогалик оказался просто в зюзю. Лешечка делал вид, что нет. Зойка, неприязненно кривясь, сидела к ним спиной и глядела на Дворец, как будто там нарисовали что-то новенькое. Ирина и Любимов, наоборот, укоризненно рассматривали перестаравшихся игроков.

Дымову все ужасно обрадовались, Рогалик от полноты чувств даже чуть не упал с трибуны.

— Ты посмотри на этих гавриков! — воскликнула Ирина.

— Твоя работа? — спросил Гош у Любимова.

— Хотел подготовить команду, — авторитетно заявил тот. — Слегка. Но сам видишь, какая погода. Развезло молодых людей. Ничего, оклемаются.

— Ясен пень! — кивнул Лешечка.

— Дымов, тебя похмелье мучает?! — воинственно поинтересовалась Ирина. Гош хмыкнул, разглядывая пустую бутылку из-под «Метаксы». Он бы сейчас с удовольствием выпил, но давно было замечено, что самое продуктивное для него состояние — именно с похмела. Как минимум двадцать раундов Дымов будет злой и сообразительный.

— Мы тебе потом нальем, — пообещала Зойка. — Но сейчас не пей.

— Так нету же у вас.

— Вот именно.

— Любимов, тебя убить мало! — высказалась Ирина.

— Андрюха хороший! — вступился за благодетеля Рогалик.

— Мерзкий паршивец! Как мы будем играть?!

— Успешно, — процедил Гош. — Кто-нибудь уже зарегистрировал нас?

— Любимов.

— Ну вот, а ты говоришь — мерзкий… Не пора нам?

— Пусть еще посидят.

— Так их окончательно развезет.

— Я чувствую себя отлично, — сообщил Лешечка. — Просто замечательно.

— Может, разомнемся? — с горя предложила Ирина.

— Красненьким? — съязвил Гош.

— Ты бы хоть помолчал. Есть вопросы с телефонного чемпионата.

— Почему бы и нет?

Ирина достала из сумочки несколько листков.

— Так, — сказала она. — Слушаем. Позируя художнику Миллеру…

— Мюллеру?!

— Борману!!! Миллеру. Позируя художнику Миллеру, он сказал. «Я совершил в этой жизни немало славного, и никого не сделал несчастным. Не подписал ни одного смертного приговора. Бывал мал, бывал велик». Ну? Время.

— Ребята! — воскликнул Рогалик, патетически воздевая руки к небу.

— Ребята! Да это же Зигмунд Фрейд!

У Зойки сделалось такое лицо, как будто ее сейчас вырвет. Любимов заржал. Ирина закатила глаза. И только Лешечка блаженно улыбался.

— Так, — вздохнул Гош. — Отставить разминку. Пошли-ка, друзья мои, в тенек. Знатоки!

— Ничего, — повторил Любимов, вставая. — Оклемаются.

— Так кто же это все-таки был? — спросила Зойка.

— Тебе же сказали — Борман.

— Это был Потемкин, — уверенно заявил Гош.

— Точно Потемкин? — строго переспросила Ирина, заглядывая в ответ.

— Ну, может быть, Суворов. Хотя сомнительно.

— Гошка, это был Суворов.

— Обидно. Не взяли.

Позади Лешечка и Рогалик, хихикая, поддерживали один другого.

— Господи! — простонала Ирина. — Там же в вестибюле карась! Они давно грозились его поймать…

Слава Богу, знаменитый Карась из Дворца Пионеров (чудовищно разжиревшая оранжевая рыба, в молодые годы бывшая золотой) куда-то спрятался, и на дне бассейна красовались только груды ветхозаветных медяков. Любимов увел ребят умываться холодной водичкой, а оставшаяся половина команды вошла в шумный зал, уселась за один из столиков и принялась рвать на куски бумажки для ответов. Вокруг галдело больше двадцати московских команд, и к Зойке тут же начали подходить здороваться мужики. Гош, как всегда, пытался их сосчитать, но потом ему надоело. Появившиеся к самому началу игры «подготовленные» выглядели получше, но, увы, только выглядели. Ирина показала Любимову кулак.

Они сыграли три тура по двенадцать раундов, и сыграли даже неплохо. Правда, Лешечка после каждого «взятого» вопроса с громким хаканьем бил себя по сгибу руки, демонстрируя всему залу высоко поднятый средний палец. А Рогалик строго через два вопроса на третий орал в полный голос: «Ребята! Да это же Зигмунд Фрейд!». Лешечку быстро уговорили не махать руками. А вот Рогалик не успокаивался. Кончилось тем, что после очередного выкрика Гош сказал ему: «Заткнись, урод!». Этого в команде было не принято, и Рогалик так удивился, что немедленно замолчал, и вообще избегал подавать реплики до конца игры.