Николай Полунин - Харон

— Для меня время идет отдельно, — сказал он, решаясь пошевелиться вторично, и опять это было очень больно. — Такая уж я выдающаяся личность. Нет, не возражай, теперь на самом деле поздно, потому что и мои полчаса прошли. А куда ты торопилась жить дальше? А, — его взгляд упал на указатель впереди, — так зря свернула перед Новодмитровкой, по главному шоссе удобней.

— Когда мы провожали, то ехали так.

— Подожди, я выйду.

— Нет, — сказала Инка, глядя в ту же точку, — выйду я.

Она встала, чуть прищурясь от мягкого утреннего ветерка, рядом с дверцей. Михаил коротко посмотрел на нее, так и не повернувшую головы, почесал нос. Его удивляло собственное безразличие. К ситуации и к совершенно непредставимой своей участи.

Черный «Пассат» во встречном потоке затормозил, проехал вперед, дал задний ход, возвращаясь. С той стороны махали руками и кричали, подзывая, а потом Жоржик перебежал дорогу. Жоржик был постройневший, возмужавший и загорелый, в немыслимой белой дубленке. Михаил что-то отвечал, не выходя из машины. Кажется, что сейчас догонит, и извинялся за опоздание, произошедшее, конечно, по его вине. Да, он очень рад. Ну ясно, пусть Инночка едет с ними. Нет, с ним все в порядке, просто была бессонная ночь, пока закончил дела. Да-да, он догонит, только пусть не волнуются, если придется снова задержаться, у него что-то с зажиганием, и дверца вот… задел об одного идиота.

— Жоржик хотел сувениры, так у нас на таможне придрались — контрабанда, представляешь?

Он махал рукой. Ему все-таки пришлось выйти. Инка уходила вместе с постройневшим Жоржиком, их фигуры удалялись в минуту разрыва потока машин на дороге. Где-то он уже видел такое. Не вспомнить. Потом они уехали.

Усевшаяся рядом с обожающим Жоржиком Инка вдруг почувствовала у себя на груди постороннее шевеление. Сунула руку в запах воротника.

Узелки оберега распускались сами собою. Веревочка расползалась в пальцах, рвалась во многих местах.

Не переставая улыбаться и кивать Жоржику и словам мамы из-за руля, Инка незаметно собрала обрывки и выпустила их за приспущенное стекло.

Ни Жоржик, ни мама Валентина Михайловна ни словом не обмолвились о таких памятных Инке потрясениях в Мире. Инка сама благоразумно помалкивала. Она не оглянулась на оставшегося Михаила и в зеркальце заднего вида не посмотрела. Она умела уходить не оглядываясь.

— По здоровьичку, мил человек! Поворачиваться было больно, и Михаил лишь

повел глазами к возникшему рядом, в продранной фуфайке, своих разных — зеленый и коричневый — сапогах и дрянной шапчонке на голове кирпичом… да, мнимому Инкиному брату Сереге. Чего-то такого Михаил и ждал.

— И тебе не хворать. Не очень я тебя тогда? Уж извини, из себя ты меня вывел. Не знал, что на своего руку подымаю.

— Не-ет, — Серега тоненько засмеялся, — ко мне не подклеивайся, Перевозчик. Тебе как было сказано? В лодочниках еще не отработал. До НАС тебе еще перевозить и перевозить. Река Лета — штука долгая. Там без тебя соскучились.

— До ВАС? — Михаилу показалось, что голова у него сейчас лопнет от усилий понять и от прежней изматывающей боли.

— Конечно. МЫ иногда появляемся в Мирах, особенно тех, которым грозит гибель. Разумеется, если от данного Мира зависят остальные. Зависит существование Переправы. Другие же нам…

— Плевать. Это-то ясно. Значит, этому из Миров — еще повезло. ВЫ повернули здесь все в последний момент? Что теперь останется в Мире об общих днях неслучившегося конца света?

— Останется память. О том, как бы этот Мир жил, если бы ничего не произошло. Память — это такое вещественное, такое материальное. Или пусть меня распнут. — Серега хихикнул снова. — Все пропавшее возвращено, искаженное восстановлено. Так всегда бывает в Мирах, куда приходится возвращаться Перевозчику.

— Без меня не могли обойтись?

— Было жаль оставлять тебя без работы.

— А не справится Перевозчик?

— Такого быть не может! — Серега притворно округлил свои маленькие слезящиеся глазки. — Перевозчик всегда герой. Всегда хеппи-энд. Разве может быть по-другому? По-другому не допускается. На что же тогда МЫ?

— Пятнистые тоже говорят про самих себя — мы. Танаты, — пояснил Михаил. — У тебя даже смех похож.

— Не надейся выспросить больше того, что тебе положено, Перевозчик.

— А сколько у тебя осталось попыток?

— У каждого из НАС остается либо две, либо три. У меня — три.

— Радует, что сей факт мне знать полагается. Вероятно, как стимулирующее средство. Девять жизней. Что-то знакомое, нет? Вроде бы — компьютерная стрелялка-убивалка.