Шимун Врочек - Ледяное пламя

– Холдо, ты чего так вырядился? И с каких пор ты носишь подтяжки? – спросил Казак, слегка помятый после возни с Вовчиком. Взъерошенный, но не утративший боевой дух Геббельс занял место напротив Дениса и корчил «светочу скин-движения» обидные рожи. Рожи получались преуморительные…

– Всему свое время, казаче, – говорю. – Подожди чуть-чуть…

Эх, пора!

Встаю с бутылкой «Сибирской короны» в руке. Выкрики: «Эй, тихо вы!», «Холдо говорит!» и «Заткнись, плиз, народ! Слушать будем!» Поднимаю руки – крики смолкают.

– Друзья! Белые братья… и белые сестры, конечно! – салютую бутылкой – от сердца и вправо-верх. Вокруг: смех. – Я вас всех здесь прекрасно знаю, я многое с вами прошел и успел вас полюбить… Геббельс, опошлишь момент – морду разобью, – я показал кулак с набитыми костяшками. – Продолжаю: успел вас полюбить. И ведь есть за что! Вот, например, Денис Казак, гроза чехов… и стоматологов! Помню, был случай…

…– И меня! – Вовчик тянет руку, как первоклашка и чуть не подрыгивает от нетерпения.

– И тебя, Геббельс. Вот помню, был случай, когда Вальтер пошел на рыбалку, а Вовчик с ним увязался. Дальше случилось вот что…

– А Гелла, помню…

– А Вальтер…

– А…

Я вышел на ночной воздух, потянулся до хруста… глубоко вдохнул. Был Холдо, глава местных скинхэдов, остался Холдо, ледяной маршал. Я похлопал себя по бедру – сквозь пальто прощупывается, значит – на месте. Пятизарядный дробовик ИЖ-76, напоминающий револьвер с очень длинным стволом. То самое оружие, что хранилось у Антона в ящике для трусов. Самодельная кобура пристегнута к бедру ремешками. А подтяжки – чтобы штаны не слетали. Все, как тогда. Пять патронов, снег и футов двести между нами.

И один из нас умрет.

Или оба.

– Уходишь? – спросили за моей спиной. Машин голос. Догадалась, значит?

– Да.

– Навсегда?

– Есть дело, – ответил я. «Дело» – было холодным, но недостаточно. Неправильный выбор. – Долг, – сказал я и почувствовал ожог на кончиках пальцев. – Честь, – сказал я. Ледяное пламя охватило левую руку. Очищающая боль. – Дело чести и долга, Маша.

– Это тот черный, да? Расул? Которого мы последнее время обрабатывали? Дачу, машину, подожгли магазин… Он – как ты, правильно? Он согласился?

– Да. Не знаю, что нас связывает с Клаусом… с Расулом, но эта связь сильнее времени. Та дуэль закончилась странно. Сейчас все иначе… и при этом ничего не изменилось. И тогда и сейчас медведь понял, что его загнали. Простая дуэль без правил. Мы достаем оружие и стреляем до тех пор, пока один из нас не умрет.

– Ты можешь остаться с нами.

– А дальше? Ты подумала об этом, Гелла? Мне тридцать лет. Я – Холдо. Маршал. Мое дело: ловить беглецов. И сегодня вечером меня ждет работа… Если выполню, у меня будет впереди еще примерно тридцать лет.

– Сейчас живут и до ста, – Маша замялась.

– Всего лишь? Тебе хватит на все, что ты задумала?

– Осталось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время? – с сарказмом произнесла Маша. Выпрямилась и крепко меня обняла. – Мне хватит. Береги себя, маршал Холдо.

– Леди? – я приложил два пальца к невидимой шляпе. – Приятно было познакомиться.

Желтый лист в изморози.

…Он пришел все-таки, мой беглец. Клаус – Расул Имгабетович Аливердиев, преуспевающий бизнесмен, у которого в последнее время начались некоторые проблемы с хулиганами. Со скинами.

Иными словами, кто-то вцепился медведю в ухо…

Мои ребята.

Жесткий прищур глаз выдавал в Клаусе настоящего стрелка. Наконец-то мы закончим нашу снежную дуэль. Маршал и беглец, беглец и маршал. Белые шапки елей и прозрачно синее небо…

Следы на снегу.

Левая рука словно онемела.

…А еще есть слова прохладные, слова холодные, а иногда – обжигающе ледяные, словно ружейный металл на морозе…

Настоящие слова.

Такие, как «честь». Долг. Такие, как «ярость».

Я улыбнулся одними губами и откинул полу пальто…