Сергей Лукьяненко - Дозор навсегда. Лучшая фантастика 2018 [сборник]

Милый! Да я в этих дебрях всю жизнь обитаю – и ничего, временами даже неплохо себя чувствую.

– Ты с такими мыслями завязывай! Так и помереть можно…

А как нельзя?

Иное дело Димка. Димку жалко. Жалко до невозможности.

Дачи. Лето. Пыль. Сижу в одиночестве под навесом возле магазинчика, пиво пью. В глубине улочки возникает цветное пятнышко – этакая кривляющаяся клякса. Болтается сразу во все стороны, иногда кажется: вот-вот порвётся надвое, а то и натрое.

«Димка», – думаю с невольной ухмылкой.

Всё верно, он. Столь расхлябанной походки в округе нет ни у кого. Долговязый разочарованный шалопай. Женат, живёт в посёлке, состоит в подручных у здешнего каменщика, дачи строит, заборы.

Достигши столиков, присаживается напротив, здоровается со вздохом.

– Зря я от армии закосил, – признаётся он, помолчав. – Ребята вон из горячих точек вернулись, а мне и рассказать нечего…

– Нашёл о чём горевать! Они там такого насмотрелись, что и сами рады забыть, да не могут.

Горестно обдумывает услышанное, потом встаёт и скрывается в дверях магазинчика. Возвращается с неизменным своим фанфуриком. Запоев у Димки не бывает, хотя и трезвым его не встретишь – вечно он… Чуть не ляпнул «навеселе». Но такое состояние Димке не свойственно.

– Зачем вообще живу? – вопрошает он с тоской.

– С ума сошёл?

Не понял. Заморгал.

– Чё это?

– То это! Чтобы такие вопросы себе задавать, привычка нужна. А у тебя её нет. Слишком всё близко к сердцу принимаешь… Вон на Рому посмотри!

– На какого?

– Ну, дача у него… за колодцем…

– А… Это который лыбится всю дорогу?

– Во-во! Он самый. А знаешь почему? Инфаркт у него был – полтора года назад. Такой инфаркт, что не выкарабкаешься. А он выкарабкался. С тех пор и лыбится… Это, я понимаю, мудрец! Остальные прикидывают, сколько им лет осталось, а он время наоборот отсчитывает – от той своей смерти, от несостоявшейся: оп-па!.. ещё один день прошёл… ещё один… А я всё жив!.. Понял, как надо?

Димка озадаченно скребёт макушку и уходит за вторым фанфуриком.

Потом он повесился. На ручке двери. Сидя. Поговаривали, что пьяный был, что жена достала, что в роду у него это уже не первое самоубийство… Много чего поговаривали. Но я-то знал, что главная причина не в том. Старался ему помочь – не вышло…

А она говорит: заражаю…

Чеканным разгневанным шагом моя сокамерница удаляется в сторону подземного перехода. Вспомнила о сотике, бросила в сумку, снизошла по ступеням, исчезла. Погрузилась в недра земные.

И ведь каждый заведомо ходит под приговором, вынесенным ещё с момента зачатия. И точно об этом знает! Казалось бы, как тут стать оптимистом? Ухитряются! Самое простое – убедить себя, что бессмертен. Причём ни одна зараза не задаст себе вопрос: а достоин ли я бессмертия?

Хорошо, достоин. Однако сомнения-то копошатся. Тогда что? Тогда обо всём забыть, хотя бы на время. Лучшее средство – работа. Любые сомнения вышибет из башки на раз. А вот на досуге, пожалуй, никуда и не денешься. Забавно, право! Пашут, капиталы сколачивают – и в итоге получают возможность вспомнить всё, о чём пытались забыть.

Смертельное время досуга… Вот почему им позарез надо развлекаться. Ежеминутно, любой ценой…

Милая моя смертница! Сколько сил на меня потратила – и всё впустую! По корпоративам своим таскала, по юморинам… Вот где страх-то! Зал – битком, и всяк изготовился заржать. Комик только рот открыл, ничего ещё не сказал – уже гогочут. Хотя… Билеты-то дорогие: купил – гогочи. А то, выходит, зря покупал…

Поделился я с ней этим своим соображением – взбесилась.

– Пошёл вон… – шипит. – Ещё и здесь настроение портить будет…

Встал, ушёл из зала. Почему нет, если приказано?

Пожалуй, единственное, на что она так и не отважилась, – это показать меня психиатру. Хотя грозила…

От здания к зданию протянут канат. На канате – плакат. На плакате визжит от счастья молодая пара. Что-то, видать, приобрели.

Чуть подальше – ещё один. На нём некто с проседью показывает в восторге прохожим упаковку таблеток от мужского бессилия. Ну правильно! Раньше у нас в России было две проблемы: перхоть и кариес, теперь – импотенция и педофилия. Блаженная страна!

Гляжу – и мысли мои обретают предельно циничный характер. А ведь сокамерница-то права: пожалуй, вовремя мы развелись. Получи я наследство чуть раньше, разлетелся бы дядин вклад за год-другой. Хорошая, кстати, морская команда: «Деньги на ветер!»