— Ни хрена себе! — раздался голос Ильи. — Семен!
— Тут я!
— Ты, что ли, их положил? — Грунев подошел и помог мне подняться.
— Кого?
— Ну и физиономия у тебя!
«Неужели опять по лицу настучали?! Их за это поубивать мало! Снова ходить с синяками?»
Опираясь на плечо приятеля, сделал несколько тяжелых шагов. Илья раздвинул ветви орешника.
Да, открывшаяся взгляду картинка была не для слабонервных! Четыре мужика в неестественных позах загорали на травке. Похоже, каждому свернули шею. А ведь слабаками они не выглядели и оружие при себе имели. Неужели всего один очкарик… или по этому лесу за нами с Ильей целые табуны бандитов ходят? И крошат друг друга, стоит мне на миг выключиться?
— Силен, бродяга! А я думал, ты здесь птичек слушаешь, меня дожидаясь. Неужели шантажист нас вычислил?! Но в подвале никого не было.
— У тебя-то хоть все в порядке?
— Бумагу нашел, прощальный костер развел, от зубов милой собачки свою задницу сберег.
— Повезло.
— А тебе, я смотрю, не очень. Что тут произошло?
— Они явились сразу, как ты исчез. Начали задавать вопросы, а чтобы легче отвечать было, били, гады. Профессионально. Потом, когда им особенно не понравился мой ответ, озверели… Очнулся от ласковых прикосновений очкарика.
— И где он сейчас?
— Ушел по-английски, не прощаясь.
— Просто ушел? Не может быть!
— Еще как может.
— Что ему на этот раз нужно было?
— Настойчиво приглашал в гости.
— И все?
— Сказал, если сам не приду, всю нашу компанию отправит на тот свет. И, знаешь, я ему поверил.
— Так это он… — Грунев указал в сторону трупов.
— Не я — точно. По крайней мере, не помню за собой тяги к сворачиванию чужих шей в бессознательном состоянии. Да и мужики были хорошо подготовленными: скрутили меня за полсекунды. Я дышать без их разрешения не мог.
— Да-а-а… Тебя на пять минут одного оставить нельзя. Что дальше делать будем?
— Звони Виктору. Пусть хоть он порадуется.
Пока Грунев набирал номер, я машинально вытащил из кармана очки и попытался нацепить их на нос, не заметив, что стекла разбиты и острые углы осколков торчат внутрь. Чуть глаза себе не выколол.
— Да пропадите вы пропадом! — Я бросил их на землю и для верности раздавил ногой. — Чтоб я еще раз уподобился очкарикам!
Илья долго и пристально рассматривал подарок незнакомца, но так и не смог определить, чьей фирмы эта продукция. Тонкая пластинка имела лишь две кнопки — зеленую и красную, размерами аппарат неведомый был чуть меньше моего телефона.
— Точно сказать не могу, но, скорее всего, это мобильник с односторонней связью. Тебе позвонить могут, ты — нет.
— А «жучки»?
— Запросто.
— Выходит, они теперь всегда будут знать, где я нахожусь?
— Очкарики и без него, похоже, знают о каждом нашем шаге, так что сильно не расстраивайся. Единственный совет: когда хочешь, чтобы тебя не подслушивали, убирай его подальше. — Грунев вернул пластинку. — Насколько я понимаю, выбрасывать игрушку ты не собираешься?
До ближайшей остановки маршрутки предстояло идти минут двадцать. Я почти очухался, хотя каждый шаг отдавался болью. Если бы не очкарик, бандиты меня бы капитально покалечили, но благодарить его почему-то не хотелось. Еще неизвестно, что готовит предстоящая встреча. Не зря ведь говорят: «Есть вещи и пострашнее смерти», и мне очень не хотелось познать одну из них.
— Надо хоть посмотреть на типа, который так жаждет со мной покалякать.
— Нашим говорить будем?
Я приложил палец к губам и утвердительно кивнул. Мы перешли к нейтральным темам и, обсуждая самые роскошные коттеджи поселка, добрались до дороги. Ждать маршрутку пришлось недолго.
По дороге в Москву я пытался понять собственную решимость пойти навстречу неизвестности. И не мог. Логика подсказывала единственно верный путь — бросить все и бежать куда подальше. Наивные мысли Маргариты о спасении человечества меня сейчас абсолютно не трогали. Какая разница, что будет с остальными, когда лично меня отправят к праотцам? Но тут подсознание подкинуло неизменный девиз отца: «Не отказывай себе в удовольствии делать добро». Нет, я не стал поборником идеи всеобщего гуманизма, но бросать людей, которые рисковали жизнью, чтобы вытащить меня из лап человека с черным диском… Это — предательство, которое в моем понимании являлось самым постыдным грехом.
Как-то раз мы поспорили с отцом о всеобщем добре и зле.
Читать дальше