Карен Трэвисс - Боевое братство

— Я все понимаю, — сказал Прескотт. — Я тоже носил мундир.

"Восемнадцать месяцев. Для видимости. Ты хоть раз был под огнем? Нет".

— Тогда вам известны наши проблемы, сэр. Солдаты платят своими жизнями, а гражданское население должно получать необходимый минимум, чтобы продолжать работу. Любой другой вариант был бы неприемлем. И привел бы к поражению.

Прескотт отвернулся к окну, скрестил руки на груди и уставился на город. Грязный налет на стекле — обслуживающего персонала давно уже не было, как не было и других атрибутов менее жестокой войны — придавал изломанной линии горизонта над Хасинто более мягкие очертания.

Прескотт глубоко вздохнул:

— Средняя норма мужчины из гражданского населения составляет две тысячи триста калорий в день. Это треть нормы солдата. Женщинам достается тысяча восемьсот калорий. Энергия включается на двенадцать часов из двадцати шести. Вода подается с перебоями. Если бы мы не привязали детей школьными рационами, улицы заполнились бы подростковыми бандами.

Виктор, моя обязанность — поддерживать человеческое общество любыми средствами. Я должен думать о том времени, когда закончится война. Мой долг — обеспечить завтрашний день.

— Что ж, я простой вояка, — негромко произнес Хоффман. — И мой долг — позаботиться о том, чтобы завтрашний день настал.

— Ну, поднять людей против Саранчи не составляет труда, — сказал Прескотт. — Это не Маятниковые войны. Саранча даже отдаленно не напоминает людей. Никто и не заикается о том, чтобы выслушать другую сторону. Это антагонисты людей, настоящие чудовища. До сих пор ненависть и приверженность своему племени только объединяли человечество.

— Мы продержались четырнадцать лет. — Хоффман поднялся и надел фуражку. Благодаря длительной практике он почти бессознательно выровнял эмблему по линии носа, касаясь металлической кокарды указательным пальцем правой руки, тогда как левой придерживал задний край головного убора. Временами, дотрагиваясь до эмблемы в виде черепа, он спрашивал себя, является ли этот значок предметом гордости или своего рода пророчеством. — Это можно считать блокадой, а я неплохо в них разбираюсь. Укажите мне объект, и я отвечу, справлюсь ли я при имеющемся снаряжении и живой силе.

— Я подумаю, что можно сделать, — ответил Прескотт.

При этих словах Хоффман понял, что пора уходить.

Теперь вокруг него в основном остались мужчины. Дни женщин в форме времен Маятниковых войн давно миновали. Но, выйдя из кабинета, Хоффман увидел, что у стенного шкафа, спиной к нему, стоит молодая женщина в строгом голубом костюме, возможно, та самая, что приоткрывала дверь туалетной комнаты.

Женщина задвинула ящик и повернулась, и тогда полковник заметил, что она беременна. В современном мире возникла еще одна задача: заменять не только изношенные узлы машин и вооружения, но и восстанавливать само человечество.

"Однако на это уйдет гораздо больше времени…"

— Мадам, — вежливо произнес он и прикоснулся пальцем к фуражке, после чего вышел на прилегающую площадь.

Возможно, ему только почудилось, но тучи слегка рассеялись. Хоффман поднял голову и ничего не увидел. Ничего — это тоже хороший знак.

В радионаушнике раздался треск; голос лейтенанта Штрауд показался более напряженным, чем обычно:

— Сэр, зафиксировано еще два выхода трутней. «Дельта» направляется к бульвару Правителя на соединение с отрядом "Эхо".

— Спасибо, лейтенант. А теперь можете немного поспать. Вы не единственный дежурный офицер на данный момент. Скажите Матьесону, чтобы он перенес свою ленивую задницу на ваше место.

— Есть, сэр. Штрауд закончила.

Связь оборвалась. Аня Штрауд не смогла обмануть Хоффмана. Отряду «Дельта» она уделяла особое внимание, несмотря на весь свой утонченный вкус и склонность к изящным искусствам. Возможно, она решила, что могла бы изменить Маркуса Феникса и сделать из него вполне достойного человека? Если так, Хоффман наверняка переоценивает ее умственные способности. Но он не будет читать ей нотации и отговаривать от намерений связаться с такой неподходящей личностью. Пока чувства не мешают Ане исполнять служебные обязанности, это ее личное дело.

Да, бедная девочка совсем непохожа на свою мать. Наверное, чертовски трудно было расти в тени Елены Штрауд.

"Или Адама Феникса, если уж на то пошло".

Хоффман даже остановился, настолько остро ощутил сочувствие к сыну этого человека.

— Нам еще во многом предстоит с тобой разобраться, Феникс, — произнес он вслух.