Тимур Туров: Полукровка

Это было на втором курсе. Из очередной загранкомандировки приехал дядька, которого он видел раз в несколько лет, и привез в подарок фотоаппарат. «Никонскую» зеркалку. И началось.

Фотография захватила Володю неожиданно, но окончательно и бесповоротно. Он щелкал все подряд. Самостоятельно постигал тайны цвета, света и тени, построения кадра. Прошло некоторое время, прежде чем из сделанных кадров он начал вычленять такие, за которые не было стыдно. А фотография тем временем стала занимать все большую и большую часть его жизни.

Еще в детстве, вместе с дедом разглядывая листочки и букашек, он научился восторгаться красотой в самых простых ее проявлениях. Но если раньше молча радовался этому наедине с собой, то теперь, с фотоаппаратом, мог донести свое видение красоты в обыденности до всех. И это завораживало.

Мама с папой к этой страсти относились сдержанно. Успехам сына, конечно, радовались, но эйфории его не понимали. Мама прагматично считала, что фотограф – это не профессия, папа молча с ней соглашался. А Володя продолжал учиться, чтобы не нагнетать конфликт, хотя экономистом себя не видел. Скучные менеджеры, зажатые в рамки установленного дресс-кода, вызывали уныние. Каждое утро они затягивали удавку галстука на шее, натягивали улыбку, накидывали лямку и существовали с девяти до восемнадцати с перерывом на обед, ненавидя это существование, но смиряясь с ним из-за пачки сомнительных благ.

Володя загонять себя в рамки не хотел. Все это, называемое за глаза «офисным планктоном», было ему глубоко отвратительно. Но при этом с фактом учебы, которая неминуемо должна была закончиться превращением в такой планктон, смирился и не спорил. Может, оттого, что боялся, а может, потому, что расстраивать никого не хотел. Так или иначе, видение его жизненного пути у него и у его родителей было разным. И то соглашение, которое молчаливо возникло между ними по этому поводу, было скорее затишьем перед бурей.

А в том, что буря на подходе, Володя не сомневался. Она уже рокотала маминым недовольством по поводу того, что он устроился на работу. И не по специальности, а в одну из мастерских «Кодак». Родители считали это глупостью. Мама ворчала, что он еще пожалеет потом об упущенном времени. Но давить открыто не рискнула, а только аккуратно каждодневно капала на мозги: мол, вместо фотомастерской можно найти место поприличнее, и к концу учебы в университете иметь не только «корку», но и некоторый опыт работы по специальности.

Он вздохнул, возвращаясь мыслями в аудиторию. Что-то гундосила лекторша, сухощавая тетка с желчным взглядом. Интересно, они все так жизнью не удовлетворены, что ли? Откуда эта злость на все и всех во взгляде? Бывают же отдельные преподаватели, которые светятся изнутри. Вот его папа, например. С другой стороны, папа помешан на своей работе, а тетке, что читает лекцию, скучно. Как там ее?

Володя вдруг четко осознал, что не помнит имени преподавательницы. Об стол что-то ударилось, выводя из раздумий. Володя вздрогнул и уставился на прилетевший невесть откуда колпачок от ручки. Взгляд с колпачка метнулся в сторону. Там, пригнувшись к столу, сидел Потапкин и пялился на друга с заговорщицким видом.

– Ты чего после пары делаешь? – зашептал он так громко, что запросто мог бы разбудить этим шепотом десяток покойников.

– С Ольгой встречаюсь, – одними губами отозвался Володя.

– Айда с нами в парк.

– Молодые люди, – вклинилась лекторша. – Вот вы, на «камчатке». На следующем занятии у вас семинар. И вас двоих я запомнила.

С Ольгой Володя познакомился на дне рождения у кого-то из общих знакомых. Увидел и влюбился с первого взгляда. В ней не было амбициозности, расчетливости и стервозности московских девчонок. Ни капли гламура и понтов. Она была естественна и умела себя держать как-то особенно, с сочетанием скромности и достоинства.

У нее отсутствовала глянцевая красота, но она была определенно красива, и в каждой черточке сквозила мягкость домашнего уюта. И улыбка была сказочной. И глаза лучились чистотой, хоть и возникали в них порой дьявольские искорки. С такой девушкой хотелось завести семью и нарожать детей. Впрочем, Володя этого тогда не понимал, скорее, чувствовал что-то интуитивно. Ольга, хоть выглядела по поведению старше большей части шебутной компании, оказалась на год младше.

Тогда она засобиралась домой рано. Узнав, что ее никто не провожает, Володя с радостью сбежал, не дожидаясь конца пьянки, и проводил до подъезда. Наедине тем для разговоров почему-то не нашлось, хотя проблем в общении с противоположным полом у него никогда не было. Но и того чувства, которое разгоралось при одном взгляде на эту девушку, он прежде ни к кому не испытывал.