Александр Зорич - Полураспад

По крайней мере все последовавшие месяцы мы с Ильзой лишь перекидывались ничего не значащими письмами-записочками. Скажем, она мне: «Веселого Рождества!». А я ей: «И тебе не болеть!». В таком вот духе…

Собственно, это была песенка о том, как два одиночества разошлись каждое в свою берлогу.

Вот не люблю я всякие родительские банальности.

И когда мой папа, провинциальный сократ, поправляя очки на переносице, патетически восклицал: «Что вы мне ни говорите, а все же брак должен быть основан на общности духовных интересов!», я всегда хмыкал этак цинично. А чего я, собственно, хмыкал, когда в глубине души я с этим согласен? А хрен его знает чего.

Итак, с принцессой Ильзой у нас не получилось.

Официантке Марише я тоже дал расчет. Сказал, что, мол, хватит. Поиграли — и будет. Мариша расстраивалась недолго. Пару дней она, конечно, пыталась «вернуть меня» слезами и уговорами. Тянула в койку, «чтобы все как раньше». Но вскоре, натолкнувшись на мой упрямый нрав, решила, что есть в жизни темы поперспективней.

В итоге, прихватив подаренное мною бриллиантовое колье, Мариша запаковала вещички и уехала из бара «Лейка» навсегда.

Официантка Черри, ее как бы подруга, как-то призналась: Мариша поехала покорять Москву.

Втемяшилось, мол, дурочке в актрисы пойти. Бог в помощь, Мариша. Авось увижу тебя когда-нибудь в сериале «Моя прекрасная лифтерша» в роли сестры инженю. Или в сериале «Доктор Домов» — медсестрою, безответно влюбленной в очкастого патологоанатома.

Короче, так уж повелось, что несколько месяцев кряду в моей жизни не было ни одной женщины. И вы думаете, я об стену головой бился?

Куда там. Бился я, ага. Я вообще думать о них забыл. Достали, честное слово. Даже Тополь встревожился. Как это так: Комбат — и без бабы?

А мне было хоть бы хны.

Кстати, о Тополе.

Пока я занимался яхтами и принцессами — неплохо звучит, да? — он тоже времени даром не терял.

Начать с того, что он женился на Юлии, бывшей жене одного московского минигарха. И переехал в Первопрестольную. В уютную четырехкомнатную квартирку в элитном доме на станции метро «ВДНХ». Которую, правда, ему приходилось оплачивать. Потому что квартирка была не Юлина, а съемная!

Познакомились они с этой мадам случайно и, подозреваю, по пьяному делу. Уж я Костю знаю! Четыреста грамм вискаря — и Косте нравится всё, что носит юбки, имеет сиськи не менее третьего размера и отзывается на женское имя. Двадцатипятилетняя Юлия отвечала всем этим критериям!

Обычно это я, на правах верного друга, сдерживаю аппетиты Кости и не даю барышням делать далекоидущие выводы из торопливых поцелуев взасос на пожарной лестнице. А тут Костя был один, Костя был беззащитен и вдобавок при деньгах… В общем, они решили жить вместе.

И пошло-поехало…

«Милый, ты одет как чернорабочий! Джинсы, футболка, все небрендовое! Это не айс, милый! Это не айс!» — и Костю вели на шопинг. Вели, как козу на веревке.

«Милый, мне нужна нормальная машина! Мне кажется, ты должен купить мне что-нибудь нормальное!» — мурлыкала Юлия, и Костя неделю обзванивал автосалоны, силясь найти что-нибудь «нормальное».

«Нормальное» оказывалось никаким не «нормальным», а просто даже «обычным», и Костя шел менять «обычное» на другое «обычное», но вдвое дороже. Потому что иначе «не айс».

«Милый, мне кажется, мы должны поехать в Мексику. — Почему в Мексику? — Потому что в Мексике круто! Там, говорят, такие фрукты! — Нет, мне хватает фруктов в Москве! — Просто почему-то хочется в Мексику!». И Костя тащился с Юлией в Акапулько — страдать там от поноса, жары и скуки.

«Милый, мои родители хотят, чтобы мы с тобой поженились по-нормальному. — Как это по-нормальному? — Ну чтобы платья, кольца… белый лимузин… Подумай, пожалуйста! Я тебя очень прошу! Представь себе только, как это круто: снимем теплоход с банкетным залом человек на сто пятьдесят… Гирлянды чтобы везде были цветочные…». И Костя садился размышлять над стоимостью теплохода, белого лимузина, кольца, платья и цветочной гирлянды, а главное своих нервных клеток, которые определенно закончатся, когда в зал набьются те самые сто пятьдесят незнакомых полупьяных дебилов с воплями: «Горько! Горько!». И будут считать: «Раааааз!», «Двааааа!», «Триииии!», «Сто двадцать трииии!». Конечно, у Юлии были и достоинства.

Например, она кое-как окончила философский факультет МГУ и вроде бы отличала Плотина от Платона, а Канта от Конта.

Я бы, пожалуй, ценил это редкое нынче качество.