Владимир Молотов - Гражданин уральской Республики

Самое интересное, что ты делаешь все правильно, так, как велят душа или разум, либо все вместе. По крайней мере, тебе кажется, что ты делаешь все как надо, как должно. Но на поверку выходит, что ты опять бьешься точно рыба об лед.

И почему-то другим вокруг всегда легче и проще. И они выглядят счастливее. Но, тем не менее, ты ни за что не встанешь на их место, даже если появится подобная возможность. Ты все равно, будто конченый мазохист, будешь тупо лететь по своему воздушному каналу, обуреваемый ветрами, исхлестанный чужими крыльями и оплеванный конкурентами.

Костя бросил бычок в воду и проследил, как быстро упала его сумеречная звездочка. Оторвавшись от парапета, он побрел дальше, в направление Уральского Университета.

Закатное солнце ласково массировало шею на затылке. Оно же прихватило верхушки расставленных на фоне Спаса небоскребов. Но тепло его было пока обманчивым, и с земли, с грязной брусчатки, волнами подымался холод, как бы предупреждая, что впереди его ночная власть.

И Костя еще долго шел без смысла, без определенной цели. Просто шел вперед и все.

После похорон Гани Муконин ощущал дикую пустоту. Она грызла его изнутри. С ней он ходил днем, с ней просыпался ночью в холодном поту, с ней вставал по утрам и опохмелялся. Но даже водка не помогала заглушить эту пустоту.

А пил Костя по черному, каждый божий день. До обеда сидел в запущенной квартире и потягивал шампанское — надо же было куда-то девать деньги, выданные Калиновым, — затем варганил какой-нибудь легкий обед, например, яичницу или суп из консервы. Во время обеда переходил на водку. Перед самой трапезой выпивал рюмку, как читал молитву, и это был тот самый момент икс, когда пустоту почти удавалось заглушить. Тогда начинало чудиться, что есть какой-то проблеск, что наклевывается какой-то смысл существования. Но еда все портила: организм трезвел, а с трезвостью возвращалась пустота. А не поесть было нельзя, потому что умирать он все-таки не хотел.

По вечерам он спускал время и деньги в каком-нибудь кафе. Вкусный ужин, лучшее блюдо, деликатесное по нынешним временам, которое проглотится, даже если тошнит, на запивку — графин с ледяной водкой. Когда за злачными окнами темнело, пустота снова отступала. И появлялась цель — напиться до беспамятства.

Достичь цели удавалось почти всегда. Неизвестно, каким образом Костя попадал домой и заваливался на кровать. Но неизменно в черный предрассветный час он просыпался в обильном поту, и тогда пустота с новой силой наваливалась на него. Она становилась всеобъемлющей. И могильный фонарь Луны за окном только потворствовал этому. Он словно взывал завыть волком и посмотреть, как растут когти оборотня на пальцах и шерсть на груди.

В один из дней, в тот послеобеденный час, когда гнетущий внутри вакуум заставлял рыскать в поисках подходящего заведения, ноги сами привели Костю к знакомому общежитскому дому. И нежданно, с новой силой, загорелось желание увидеть ее, объясниться, исправить свою ошибку, признаться, попросить начать все с начала. Унизиться? Да! Отказаться от своей твердолобости? Да! Вдруг необычайно ясно проявилась картина встречи, и он как-то сразу и просто понял, что ему нужно, чего он так жаждал и что даст ему спасение. Он вспомнил ее всю до мелочей, эти тонкие брови, похожие рисунком на брови Пьеро из детской сказки, далекой-далекой, эти сочные, как малина, губы, эти карие глаза, похожие глубиной цвета на потоки Исети, там, под мостом, ее искренность и простоту, и ее детскую обиду… И так ласково затеплилось в груди, и пустота ушла. Всего несколько слов, принять все, согласиться с любой девичьей надутостью губок, сказать о том, как глубоко ошибался…

Костя не стал дожидаться лифта и поднялся по лестнице, терпеливо пропуская уколы раны. Шаг, еще шаг. Что это? Мое ли сердце бьется, как окольцованная птица? Спокойней, спокойней, уймись, ненасытная машинка, не подай виду, не выдай меня! Но вот она, нужная дверь. Ничего не изменилось. Та же тусклая коричневая краска.

Костя замер и прислушался. Ни единого шороха. Глухо, как в склепе. Неужели ее нет дома? Это было бы очень глупо — так обломаться. А ведь может статься, подобный порыв души ему больше и не испытать.

Он несмело поднял руку и нажал на кнопку сигнала.

За спиной неожиданно заскрипели старинным замком, и Костя вздрогнул.

— Вы, собственно, кто ей будете?

Из проема между косяком и приоткрывшейся дверью выглянула непричесанная круглая голова, принадлежащая, по-видимому, болезненно любопытной женщине лет пятидесяти. Длинные ресницы несколько раз прикрыли неестественно большие и глуповато добрые глаза. Типичный «божий одуванчик», подумал Костя.