Юрий Завражный - Тот самый остров

— Хайль U-925, ребята, — сказал он, приложив ладонь к козырьку. — Ваш Лев просил передать: он верит в удачную охоту и готов менять тонны на кресты.

— Благодарим вас, — ответил за всех капитан. — Прошу передать Льву, что мы идём не за крестами. Но тонны мы ему подарим, это уж да! Отдать швартовы, оба мотора – малый назад. Убрать кнехты, очистить палубу. Счастливо оставаться! Хайль Гитлер!

Выходили под электромоторами, поскольку вчерашние «либерейторы», кроме бомб, накидали в бухте мин, возможно – акустических. Встали в кильватер дежурному эсминцу и за ним вышли в океан. Эсминец пожелал нам хорошей охоты и удачного возвращения, а мы ему, в свою очередь — спокойного дежурства. Всё это через меня, конечно.

Охота действительно обещает быть хорошей. Конвои союзников ползут в Британию из Америки одной длинной колбасой, точнее, длинной связкой вкусных сарделек — только выбирай цель пожирнее. Говорят, эскорт конвоев стал куда сильнее, чем раньше, но ведь и мы не из простачков. Каждый конвой будет кусать не одинокий волк, но целая стая. Топить всех! На дно! Фюрер и Германия! Германия и фюрер! Главное — проскочить в океан.

Мы будем драться не за кресты, но за великий Рейх — просто делать своё дело. Мы не подведём Льва. Он полгода учил нас подводной войне, и мы докажем, что недаром. А потом настанет день, и мы вернёмся в базу; мы войдём в гавань под ярким солнцем, а на приподнятых перископах будут развеваться треугольнички вымпелов — белые, жёлтые, красные — и на каждом будет написано «7000», «12000», «16000»... Вот они, тонны наших побед! На пирсе нас встретит командующий с оркестром и сотня красавиц — в Бресте, Лориане или Ля-Рошели, что, впрочем, всё равно. Нам вручат знаки «Боевой подводник», а кому-то и кресты. А ещё я отправлю Гретхен письмо, которого она так ждёт.

Жаль, что запретили эмблемы на лодках. Уж мы бы себе нарисовали... Наша лодка непременно станет настоящим «волком».

Судьба благосклонна к нам — океан чист. Старший брат ждёт радиограмму с уточнением района патрулирования, но её почему-то нет. Мы по очереди дежурим в радиорубке, и есть возможность выйти наверх на пару затяжек. Идём пока в надводном положении, не знаю куда.

Кноке в последнее время вообще выглядит подавленным: десять дней назад, едва мы вышли из Киля, он узнал о гибели капитана U-618 Эриха Фауста, который был ему то ли племянником, то ли ещё каким родственником, то ли просто хорошим приятелем. Лодку Фауста повредили эсминцы, а добил B-24 – это было где-то в Бискайском заливе.

В 17.10 замечен самолёт курсом на нас. Капитан успел погрузиться, и две бомбы взорвались далеко по корме. Первая бомбёжка. Хорст Эйхелькраут изрёк в пространство, что, мол, неплохо бы и обмыть это дело, но Кноке только показал штурману кулак. Через полчаса всплыли под перископ и выставили антенну – ждём радиограмму с указанием района патрулирования. Идём так, пока не подсядут батареи. С наступлением темноты, скорее всего, поднимем шнорхель и пойдём под дизелем.

19.25. Есть радиограмма, но совсем не то, чего мы ждали. Вариант номер три. Следовать по заранее определённому маршруту и каждые четыре часа передавать сводку погоды, контакта с противником избегать. И подпись: B.d.U.Op., что значит оперативный отдел штаба подводных сил. Я дал квитанцию, и мы изменили курс. Экипаж расстроился, потому что всем хотелось драться. Однако с командованием не спорят. Пути союзных конвоев зависят от погодных условий, и в штабе эта информация на вес золота. Старший брат объявил всё это весьма кислым тоном, но счёл необходимым добавить, что наша добыча никуда от нас не уйдёт, и что после выполнения основного задания мы вдоволь настреляемся и придём в Брест без единой торпеды.

Но досада всё равно осталась, особенно после прочтения оповещения о том, что в квадрате АМ 1800 через сутки ожидается крупный конвой. Радиограмму предваряли фамилии «волков», то есть капитанов лодок-охотников, которым надлежит идти на перехват, но нашего Кноке там не было. Да и далеко это, за сутки не успеть никак.

А ещё мы все понимаем, что выполнение роли лодки-метеоролога очень рискованное дело. Каждые четыре часа оповещать неприятеля о своём присутствии в такой-то точке... Мы, конечно, идём не напрямую, а хитрыми галсами, но враг-то ведь тоже не дурак. Шахматная партия в океане; стая гончих охотится за зайцем... можно придумать не одно подходящее сравнение.

Первый вахтенный офицер, который после выхода из базы всё ходил и плотоядно улыбался, сел в «кают-компании» и целых полчаса с унылым видом что-то рисовал. Потом чертыхнулся, оставил листок на столике и ушёл в носовое торпедное. Из интереса я не поленился и глянул. Ну, это, несомненно, портрет Черчилля, и снизу написано «жирный боров», но у него получилось больше похоже на рейхсмаршала Геринга. Наверное, поэтому во избежание недоразумений обер-лейтенант приписал снизу: «британский».