Дмитрий Дашко - Подземка

Воспитательница отвела меня на кухню, приоткрыла кастрюльки:

— Скоро будет обед. Сейчас покажу.

Жиденький суп, на второе пюре не пойми из чего.

Я снял с плеч вещмешок, развязал узел. Незадолго до визита к доктору заглянул на склад, получил причитающий паёк и сухпай в дорогу. Пересчитал банки с тушенкой, вынул ровно половину и отдал Кабанихе.

— Это вам, вернее детям. Здесь, конечно, немного. Если вернусь, что-нибудь придумаем. Вы уж позаботьтесь о ней, пожалуйста.

Женщина деловито сгребла банки в картонную коробку, сдержано кивнула:

— Не беспокойтесь. Всё, что от меня зависит, я сделаю. Идите, Саша. Я правильно сказала: вас ведь Сашей зовут?

— Да, — я сглотнул предательский комок.

— Спасибо, Саша. Ни о чём плохом не думайте.

— Я постараюсь.

На перроне я столкнулся с отцом Варфоломеем. Священник рясы не носил, на нём был чёрный морской бушлат, ватные брюки и каракулевая шапка-ушанка. Раньше он служил на флоте. По слухам — морпехом. Было в его биографии нечто, заставившее крепкого сильного мужчину отдалиться от мирских дел и принять сан.

— Здравствуй, Александр, — низким голосом прогудел отец Варфоломей.

— Здравствуйте, батюшка.

Священник видел, откуда я вышел, и сразу догадался обо всём. Он печально вздохнул и спросил:

— Как она?

— Пока нормально.

— Это хорошо. Я хотел немного побеседовать с ней, успокоить.

— Только не удивляйтесь, батюшка, но успокаивать девочку вам не придётся, утешать тоже. Она неплохо справляется с этим самостоятельно.

Отец Варфоломей кивнул:

— Дети невинны, их души открыты Господу. Они чисты помыслами, им легче понять и принять.

— Что принять? — неожиданно взвился я. — Смерть родителей, эту вечную тьму вокруг? За что они страдают, отче?

Ведь дети ни в чём не виноваты… Ладно, мы взрослые, но дети… Почему они расплачиваются за грехи отцов?

Священник посмотрел мне в глаза.

— Ты хочешь узнать истину, сын мой? Не хочу тебя расстраивать, но я и сам её не знаю. Возможно, тот, чьи помыслы всегда направлены на нас, решил, что мы должны пройти через тяжёлые испытания. Нам остаётся только вера, что всё это во благо.

— Только вера? — вздрогнув, спросил я.

— Не только она. Вера, надежда, любовь. За этими тремя словами многое стоит. Когда-то мы забыли о них и жестоко поплатились. Я не хочу повторения прошлых ошибок.

— Простите, отче, но вы меня не убедили.

— Конечно, — грустно произнёс священник. — Я и не пытался тебя в чём-то убеждать. Ты постепенно сам всё поймёшь. Вера, надежда и любовь займут своё место в твоей душе.

Я криво усмехнулся:

— Сейчас я верю только в себя, да и то не на все сто процентов. Любить мне некого, а надеяться не на что.

Простите, святой отец.

И ушёл спать. Впереди тяжёлая неделя.

Ботвинник заявился утром, сразу после семи. Я завтракал: доедал бутерброд, запивая слабеньким чаем. Эх, не пить мне никогда чифиря, заваренного Антоном.

Ботвинник уселся напротив, как раз на месте Игнатова. Оно всё ещё пустовало. Конечно, скоро сюда подселят кого-нибудь из обитателей Двадцатки, но некоторое время придётся жить одному. Последнее, с учетом всех обстоятельств, лучше. Мы с Антохой не один пуд соли вместе съели. Мне его не жутко хватало. Никто не сможет заменить друга, даже такой отличный парень, как Ботвинник.

Димка почувствовал это, заглянул мне в глаза:

— Ты как, Лось?

— В смысле?

— В моральном аспекте. Готов?

— А какая разница? Сказано девку доставить на Центральную, значит, доставлю. Сплавлю с рук на руки и сразу обратно.

— Не хочешь там остаться?

Я пожал плечами:

— На Центральной? Кому я там нужен! Здесь моя деревня, здесь мой дом родной.

— Так ты у нас этот самый… патриот… локального масштаба.

— Вроде того, — кивнул я.

— Ну а девчонку не боишься? Вдруг она фортель какой-нибудь выкинет.

— Тогда это будет последний фортель в её жизни, — пообещал я.

Димка хлопнул меня по плечу:

— Молоток! Продолжай в том же духе. Знаешь, что эта фифа с Козловым ночью сотворила?

Я допил чай, прожевал последний кусок бутерброда и ответил:

— Да откуда ж мне знать-то? Расскажи. Время есть.

Ботвинник хохотнул (это он для меня старался, поднимал настроение, как мог):

— История будет кровавой и драматичной.

— Этим меня не удивишь. Я такого насмотрелся и наслушался. Сам понимаешь…

— Ты меня слушай, не перебивай, — благодушно улыбнулся Ботвинник. — Козлову видать девка запала за душу, вот он и решил воспользоваться моментом, пока она в изоляторе кукует. Решил, что там посговорчивей будет. Грех не воспользоваться. В общем, пришёл он в изолятор, приказал дежурному отпереть дверь и впустить к задержанной. Типа срочно допросить надо. Дежурный, ясно дело, спорить не стал, выполнил, всё что велели. Козлов прихватил с собой бутылочку и давай значит охмурять красавицу прямо в камере. Да видимо перестарался. Она так ему промеж ног врезала, что согнулся наш зам буквой «зю» да так, что не разгибается. Поделом, конечно.