Александр Тихонов: Кровавый янтарь

Около получаса сталкер изучал караульных. По его прикидкам в лагере находилось чуть больше десятка человек, большинство из которых были задействованы в охране периметра. Из этого Монгол сделал вывод, что виновник недавнего прорыва довольно сильно потрепал и без того немногочисленный отряд обороняющихся. По всему видно, это был не профессионал, иначе на вышках не выстроилось бы столько обвешанных артефактами суперменов.

Наверняка они подумали, что кто-то пустил сталкера на разведку, чтобы потом ударить всеми силами. Обычная практика, но они перестраховались.

Монгол перевернулся на левый бок, и в этот момент увидел двух сталкеров, стоящих на гребне холма в нескольких метрах от его лежки. Кусты скрывали сталкера от незнакомцев, и те не могли его видеть. Но как они подобрались так близко? Словно призраки, материализовавшиеся из ничего. За годы службы в спецназе, Монгол привык распознавать врага по шагам. Каждый, как бы хорошо он не был подготовлен, издает шум. Шуршит палая листва под ногами, колышутся ветви кустарника. Именно поэтому он взял за правило прислушиваться, прежде чем что-либо сделать. Так было в Косово, так было в Китае. Да вообще много где было. Сколько раз он спасал свою жизнь, прислушавшись к шагам противника, и не счесть. А вот теперь такой прокол.

«Старею. — Мелькнуло в голове. — Так проморгать двух ходоков — особое искусство».

Да и ходоки какие-то странные — без оружия. На шаманов не похожи.

Монгол расстегнул кобуру, и извлек ПМ. Как раз в это время незнакомцы заговорили:

— Видишь? — Сталкер в черном комбезе указал в сторону вертолета. — Это Стекольщик.

— Помочь? — Второй обернулся к нему.

— Не надо. Спам сам должен пройти через все испытания.

— Рэд, а если мы ошиблись насчет Спама? Вдруг он не тот, кто нам нужен.

Дмитрий Шухов по прозвищу Рэд обернулся к собеседнику.

Теперь они стояли в нескольких метрах от Монгола, и сталкер мог видеть лица обоих.

В собеседнике Черного он без труда узнал Юрия Семецкого — того самого вечного сталкера, который ежедневно умирает сотнями способов, но, не смотря ни на что живет.

— Не ошиблись. Наверное, не ошиблись… Как я понял, у нашего друга великая миссия — убить Адепта.

— Вот как? — Семецкий присвистнул. — А где сам Адепт.

— Где-то на Радаре. Пытается пробиться к центру. Ладно, пошли отсюда.

Собеседник Семецкого обернулся и зашагал прочь.

— Рэд. — Сталкер догнал его уже на тропе. — А что если мы ошиблись?

— Если мы ошиблись — скоро все это будет уже не важно. — Черный сталкер слабо улыбнулся. — Знаешь, наш общий знакомый сказал, что каждый человек должен сделать в своей жизни главный выбор. Вот и Спам тоже. Юра, ты делал такой выбор?

Семецкий не реагировал. Он молча глядел на собеседника.

— Нет, мы не могли ошибиться. — Наконец проговорил Рэд, и они оба зашагали в сторону Янтаря.

Монгол еще несколько секунд пристально смотрел на удаляющихся призраков Зоны, после чего перевел взгляд на двор базы. Да, вертолет был здесь. Ему осталось лишь спуститься туда, и все выяснится. Найдется так нужный спецслужбам Спам…

Хотя…

Какого черта! Разве жизнь какого-то сталкера стоит жизни сына?

Монгол выудил из кармана ПДА, открыл карту Зоны, и несколько минут вглядывался в изображение «Радара», потом встал в полный рост, в последний раз взглянул на лагерь Хозяев, и свернул на тропу, ведущую к Барьеру.

Сейчас ему было наплевать на Спама и прочих. Его интересовала лишь судьба сына. Сына, которого он уже несколько раз терял.

Да, сын его предал. Да, он оказался не тем, кем представлялся. Но ведь он не перестал быть для Азата Хусаинова сыном.

Именно поэтому Монгол сейчас шел к Барьеру. Спам должен убить его сына? Ну уж нет! Монгол не собирался спокойно смотреть на предсказанную легендарными сталкерами расправу.

Он вытащит своего ребенка. Если надо, поможет ему дойти до монолита, и там вымолит у загадочного камня исцеления Ромки. Он пойдет!

Порыв ветра хлестнул по барабанным перепонкам, и со стороны лагеря Хозяев долетел душераздирающий крик, обрывающийся рыком химеры.

Настоящее время.

Милитари. Барьер.

Я вернулся. Вдохнул воздух прелой листвы, и сердце сжалось от невыносимой тоски, словно я ушел из отчего дома, а вернулся на пепелище. Ничто не изменилось в облике Зоны. Изменился лишь я. Я глядел на этот мир другими глазами. Я чувствовал всё иначе: запахи, звуки — всё казалось мне другим. В каждом порыве ветра мне слышался плач, в каждой капле дождя — слёзы. Не я вернулся на пепелище. Лишь теперь я понял Рэда и Семецкого. Я глядел на Зону глазами призрака.