Олег Николаевич Верещагин Клятва разведчика

– Это они и есть, которые пропали? – с интересом спросил я. – Ты нашёл там же, где и галстуки? А почему…Ничего себе! – вырвалось у меня. – Это твой дед?! Как похож!

Действительно, мальчишка в камуфляже был похож на моего странного экскурсовода, как две капли воды – ну, разве что чуточку младше. Я продолжал:

– Но погоди… Если он пропал, когда ему было столько лет, то как же ты на свет‑то появился? Или он не погиб?

– Он не погиб, – сказал мальчишка. – Только мой дед не воевал, а прадед в это время сражался на Кавказе… Понимаете… – он облизнул губы. – Если хотите, я расскажу. Только дослушайте до конца, даже если вам покажется…

– Ты меня уже заинтриговал, – я украдкой глянул на часы – у меня было еще почти два часа. – Так что это за история?

Борис взял у меня фотографию. Глядя на неё, заговорил:

– Это правда, что я нашёл галстуки. Это было нетрудно. Я хорошо запомнил, где мы их спрятали, когда… – Борис вскинул на меня глаза и улыбнулся: – Снимок сделали в сорок втором, почти год назад. И этот парень на фотке не мой предок. Это я сам. Будете слушать?

Говоря, он расстёгивал напульсник и сейчас освободился от него совсем. Под кожаным браслетом была татуировка – но не модная сейчас среди подростков" плетёнка», а простой и не очень искусно наколотый ряд цифр.

92745

– Будете слушать? – повторил он.

2

На свете есть олухи, которые ничего не боятся.

Я не из таких. Это я говорю не в укор себе и не в оправдание. Просто я не из таких – и всё.

Я боюсь темноты. Боюсь того, что родители будут ругать за двойку, которую боюсь получить. Боюсь драться, боюсь незнакомых компаний на тёмных улицах. Боюсь заболеть чем‑нибудь неизлечимым. Боюсь коров. Боюсь девчонок – куда больше, чем коров. Боюсь высоты и глубокой воды.

А больше всего боюсь, что кто‑то узнает о том, чего я боюсь.

Вчера, 6 мая, мне исполнилось четырнадцать лет. Полтора года назад я вступил в скауты, в только‑только образовавшийся в нашем городе отряд. Отряд – это неправильно, хотя нас так даже в телепередачах называют, и в газетах. Правильно – дружина. Мы и есть – дружина имени Лёни Голикова.

Вообще‑то это тоже не совсем правильно. Не по скаутским правилам на‑зывать организации в честь пусть сколько угодно знаменитых людей – ну, если только в честь святых. Но я, если честно, не знаю, чем Лёня Голиков хуже святого. Любого, хоть кого возьми. Тем, что носил красный галстук?

Когда – ну, полтора года назад – бывший майор морской пехоты, наш земляк Анатолий Сергеевич Кузьмичёв (или «АСК», как мы имеем наглость его называть даже не за глаза), вернувшись в Новгород, организовал нашу дружину, у неё долго не было вообще никакого названия, и мы возмущались, на каждом сборе предлагали кучу разных. АСК только усмехался. Потом‑то мы допёрли, что к чему. Сперва в дружину записалось человек полтысячи, не меньше. Но потом схлынули – и вот уже с год её численность держится примерно на уровне 150–200 человек. АСК этого и ждал. Дело в том, что скауты – это не только сплошная романтика, походы, стрельбы, костры и прочее. Это ещё и армейская дисциплина, и ранние подъёмы, и разносы за плохо подогнанную форму, и насмешки над этой самой формой… В общем, те, кто хотел «потусоваться» – сплыли. Когда же дружина в самом деле стала похожа на дружину – тут и настал черёд давать ей имя. Вообще‑то это мудро, если честно. Зачем трепать хорошее слово, если через месяц всё развалится?

Так вот. АСК это и предложил. Мы, сказать по правде, и не знали, что у нас был такой земляк. Двести здоровых парней и девок – ни ухом ни рылом. А вы сами подумайте! В четырнадцать лет – партизанский разведчик, участник рейдов по вражеским тылам. В пятнадцать – в поединке убил гитлеровского генерала и добыл секретные документы, потом – спас жизнь раненому товарищу, вынес его на себе из‑под огня. В шестнадцать – прикрывал отход командира и погиб в бою с егерями. А то мы… Нам даже как‑то неловко стало, но мы так и решили назваться.

За этот год много было разного. В основном – интересного. И походы, и военные игры, и стрельбы, и в Данию мы ездили к тамошним скаутам, и на местах боёв искали останки погибших, и на стройке работали, и концерты давали, и… ну, долго всё перечислять. Что до меня, то я от волчонка поднялся до медведя [В разных скаутских организациях существуют различные степени и ранги. В данном случае, волчонок – первое звание на иерархической лестнице, медведь – предпредпоследнее перед скаутмастером и старшим скаутмастером. ] и научился массе вещей нужных и интересных. Это, кстати, великая вещь – ощущать себя частью большой силы. И не потому, что в случае чего «заступятся». Просто в дружине – настоящие друзья и настоящее дело. А что многим не нравится маршировать и подчиняться – у нас демократия в стране, вольному воля, спасённому рай. Пусть сидит с пивом на лавке или торчит в подъезде, пока не придёт к закономерному финалу, которым пугают взрослые. Правильно, кстати, пугают, если честно.