Василий Звягинцев - Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы...

Еще через секунду все прошло. Завершая движение, я попытался удержать Шульгина за плечо, не дать ему упасть, но рука провалилась в пустоту. В кресле никого не было. Рюмки и чашки на столе, дымящаяся сигара у меня в пальцах — и все.

Выругавшись обычным в подобном случае образом, испытывая одновременно ярость, растерянность, непривычную пустоту в душе, я резко выпрямился, поворачиваясь к приоткрытой двери.

Еще не зная, что делать дальше, я стоял и смотрел секунд пять, наверное, пока она не распахнулась и через порог не шагнул Сашка. Лицо его выражало такое же недоумение, как, наверное, и мое. Потом на нем появилась обычная кривоватая усмешка.

— Таким, значит, образом… И больше ни у кого никаких проблем…

Не здороваясь подошел, взял у меня свою недокуренную сигару. Против всех правил, назло им, сделал из горлышка большой черной бутылки несколько крупных и шумных глотков. Глубоко затянулся, словно махорочным бычком напоследок, когда он уже начал жечь пальцы, после чего сел на свое прежнее место.

— Одно могу сказать. — Он медленно-медленно выпустил дым. — Ушел якрасиво. Дай бог каждому. Изысканный вкус «последнего глотка», приятная беседа, обостренный интерес к процессу бытия… И больше ничего. Вернее, все то же самое. Крутнулся мир перед глазами, мгновенная смена ракурса, и только. Смотрел на дверь отсюда, и тут же из нее — сюда.

— Это… Это понятно. И никаких… — Я затруднился подобрать подходящее слово.

— Эмоций? Сожалений? Ответить пока не готов. Раз надо, значит, надо. И я ведь вправду ничего не потерял. Не первый раз такое, привычка есть. Он, пожалуй, тоже при своих . Я уже вспомнил все, что с намибыло. Просто теперь нужно по полочкам растасовать, что не к спеху. Жизнь продолжается. Эй, страдалец, вали сюда, составь компанию!

Из комнаты отдыха появился Антон.

Хрен его знает, может, ему сейчас на душе паскуднее, чем мне.

Сколько лет живу и работаю, а к некоторым вещам все равно привыкнуть трудно. Наверное, потому, что в свободное время стараюсь забывать обо всем потустороннем, воображаю себя обычным человеком в особых обстоятельствах. Как очутившись в тридцатилетнем возрасте в дебрях и джунглях «свободного мира», причем, не в переносном, а в самом прямом смысле, то есть в центральноамериканской сельве, в охваченных революционной войной странах «Перешейка». По сравнению с Москвой начала восьмидесятых это было что-то… Словно окунулся в мир романов Грэма Грина или Юрия Слепухина [32] Имеются в виду Г. Грин «Наш человек в Гаване», «Комедианты», Ю. Слепухин «У черты заката», «Ступи за ограду», «Джоанна Аларика», посвященные тайным и явным войнам в Центральной Америке в 50 — 60-е годы ХХ века. , которыми тогда очень увлекался. Проблем и опасностей было ничуть не меньше, чем в нынешнем положении, а вот ответственности и, не боюсь этого слова, страха — больше. По многим причинам.

У форзейля я спросил, довольно грубо: «Ну и как, доволен, нет?»

— Думал, будет хуже. Только не нужно воображать меня… Тем, кем ты собрался вообразить. — В голосе Антона звучали печальные ноты. Очень печальные.

Он сел напротив нас, помолчал немного.

— Не так давно ты заявлял, что не стоит воображать тебя туземцем с Кокосовых островов, а сейчас вдруг ему уподобляешься, — сказал, обращаясь к Сашке. — Это они верят, что отражение в зеркале забирает с собой душу. Кто-то из вас двоих был таким вот отражением. Зеркало унесли, и только. Чувствуешь от этого в себе какую-то разницу?

— Как прошлый раз в Нерубаевских катакомбах, — добавил я. — Кажется, тогда ты отнесся к случившемуся совмещению куда спокойнее…

— Нет, пожалуй. А все же… Там и обстоятельства и настроение были несколько другими… — ответил Шульгин, пожав плечами, и снова задумался.

Антон взял из шкафчика хрустальный графин с виски, кем-то когда-то наполовину опустошенный, разлил по стаканам на два пальца, подвинул к краю стола в нашу сторону.

— Как принято говорить — с возвращением. И за встречу. Два или три тела одному человеку — многовато. Мы с тобой, прошу заметить, сейчас в одинаковом положении, я ведь тоже понятия не имею, что за оболочку сейчас ношу. Наверняка ведь при переходах из Москвы к себе в созвездие Лиры, оттуда в лагерь просветляемых , потом в личину Юрия, в твою и снова в собственную меня (и тебя тоже) несколько раз разбирали на атомы, перекомпоновывали и снова собирали. Из тех же самых атомов или других, раньше содержащихся в веществе Тунгусского метеорита. Андрея, кстати, тоже. Любая телепортация, как следует из рассуждений Станислава Лема, является полной и окончательной гибелью исходного организма, хотя между распылением и воскресением — доли секунды…