Виктория Шваб - Эта свирепая песня

Кейт подумала, а не сказать ли ему, чтобы он не волновался: ведь окраины Истины относительно безопасны, поскольку никому из тварей, резвящихся в столице, не захочется тащиться через Пустошь, чтобы добраться до них. Да и незачем: возле И-Сити полно народа, которым можно подкрепиться.

Но коп злобно оглянулся на Кейт, и она решила: пусть трясется.

Она приложила здоровое ухо к кожаной обивке и уставилась в окно.

Дорога впереди была пустой, а ночь непроглядной, и Кейт таращилась на свое отражение в стекле. Странно, но она отчетливо различала светлые волосы, острый подбородок, карие глаза, – но не шрам в виде высыхающей слезинки в уголке глаза и не отметину, которая тянулась вдоль линии роста волос – от виска и до подбородка.

А от церкви Креста в Академии святой Агнессы остались лишь обугленные стены…

Растущая толпа девчонок в пижамах испуганно крестилась и ахала. Николь Тик, которой Кейт недавно сломала нос, самодовольно ухмыльнулась, дескать, хорошо, что Кейт получила по заслугам, хотя Кейт как раз и хотела, чтобы ее поймали.

Мать Алисия вознесла молитву за душу Кейт, когда ее повели прочь из школы.

Прощай, святая Агнесса!

Коп что-то проворчал, но слова рассыпались прежде, чем добрались до нее, и Кейт услышала лишь приглушенные звуки.

– Что? – переспросила Кейт, изображая безразличие, и оторвалась от спинки сиденья.

– Почти приехали, – буркнул полицейский.

Похоже, он рассердился из-за того, что его вынудили везти Кейт в такую даль, вместо того чтобы просто засунуть ее в камеру.

Промелькнул дорожный знак – «235 миль до И-Сити». Они приближались к Пустоши, буферу, лежащему между столицей и другими территориями Истины.

«Крепостной ров, – поняла Кейт, – со своим выводком монстров».

Здесь не было видимой границы, но ощущались некие изменения, как будто рядом была береговая линия, а за ней – океан.

Земля оставалась ровной, но постепенно превращалась в низину.

Последние городишки уступали место бесплодным пространствам, и мир казался пустым и пугающим.

Еще пара болезненно безмолвных миль – коп отказался включать радио, – и монотонность шоссе нарушила боковая дорога.

Патрульная машина свернула именно туда, колеса соскользнули с асфальта на гравий, и автомобиль со скрежетом затормозил.

Когда коп переключился на окаймление и УФУ-лампы образовали светящуюся дугу вокруг машины, в груди Кейт вспыхнуло предвкушение. Они не одни! На обочине возвышался транспортник на холостом ходу, единственными признаками жизни были его УФУ-ходовая часть да негромкий рокот мотора. Круг света от полицейской машины скользнул по тонированным окнам чужака и заблестел на металлическом переплетении, способном послать сто тысяч вольт во все, что подберется слишком близко.

Эту громадину, конечно, специально спроектировали для поездок по Пустоши – и пассажиры транспортника могли не бояться за свою жизнь.

Кейт улыбнулась столь же самодовольно, как и Николь у церкви – одними губами. Не радостная улыбка, но победная. Коп вылез наружу, распахнул дверцу и ухватил Кейт за локоть. Расстегнул ее наручники, ворча что-то про политиков и привилегии. Кейт потерла запястья.

– Я могу идти?

Коп насупился и скрестил руки на груди. Кейт сочла его жест за утвердительный ответ и двинулась к транспортнику, но неожиданно крутанулась на месте и протянула руку.

– У тебя – моя вещь, – сказала она.

Коп не шелохнулся.

Кейт сощурилась и щелкнула пальцами. Коп мельком покосился на рокочущую махину и выудил из кармана серебристую зажигалку.

Кейт цапнула гладкий металлический прямоугольник и направилась к транспортнику.

– Стерва! – прозвучало ей вслед: здоровое ухо Кейт отлично все уловило.

Но Кейт было наплевать на копа. Она забралась в автомобиль, плюхнулась на кожаное сиденье и прислушалась к шуму отъезжающей полицейской машины.

Водитель трепался по телефону. Он встретился с ней глазами в зеркале заднего вида.

– Да, я ее забрал. Ясно. Да, сейчас.

Он передал мобильник через переборку, и у Кейт, когда она взяла телефон и поднесла его к левому уху, участился пульс.

– Катерина. Оливия. Харкер.

Голос в трубке напоминал низкий раскат грома, от которого дрожит земля. Не громкий, но мощный тембр, требующий уважения и откровенного трепета.

Такие интонации сама Кейт отрабатывала уже много лет, однако сейчас она невольно поежилась.

– Привет, отец, – произнесла она, стараясь говорить небрежным тоном.