Олег Верещагин - Я иду искать. История вторая

— Вот слово, — эхом повторил Гоймир.

Олег почувствовал, как ноги его напряглись... и остался стоять. Пото­му что поступить по-другому значило нагадить в доме, где тебя приняли, как своего, да еще и уйти, гордо задрав нос.

Слева от Олега раздался жуткий СЕРЫЙ шорох и, скосив глаза, мальчиш­ка увидел, как Йерикка тянет из ножен меч, по лезвию которого текут, текут густые, тяжелые блики...

...Двести мечей, со свистом черкнув холодный воздух, мерцающей щети­ной встали над головами ребят, замерших в строю молча, с суровыми лицами.

— Так, — кивнул Крук. Похоже, не ждал он ничего другого... — Да, малая вас сила. Но за вас — эти горы. За вас — это небо. За вас — вереск и сосны, ка­мни и воды. И то сила великая! Ввек не собрать такую врагам! А за вами — братья и сестры, матери и деды. И на вас смотрят боги и навьи. Малая вас сила — да сразитесь вы за многое. А у врагов за душой стали одно дары Чернобожьи: ненависть со злобой. Горько мне за вас — и гордо вами, дети мои. Миг настал кромешный — в долг у родной земли взятое с лихвой вер­нуть. Ране, чем должно, настал, и беда то. Но мыслю я — вернете вы долине хуже, чем отцы и старшие братья ваши вернули зимним сроком... Не думайте о врагах поперед вас. Думайте о том, что позади. А уж мы... ждать встанем... — голос старого Крука задрожал, он наклонил голову и отшагнул в сторону.

Вперед шагнул Гоймир, твердо сжимавший в руках древко. Глаза водителя, ставшего князем, были обметаны темным и сухо поблескивали. И Олег не мог не признать, что выглядел Гоймир сейчас и впрямь как князь. Уперев древко в носок ноги, он заговорил в свой черед:

— Драться в горы пойдем. Станется — умирать. Вот и забудет пусть всякий, КОГО кидает здесь. Пусть всякий помнит, ЧТО кидает. Окоем гляньте! — рез­ким жестом свободной руки очертил он полукруг: — Вот место, до которого лишь с победой придем! Или не быть нам. здесь! Матери наши! Вернись кто из нас до победы — ...прокляните того! Братья младшие? Сыщись кто из нас трусом — не найдите для него слова «брат»! Сестры наши! Кто из нас бросит бой — одно пусть презренье будет от вас тому! Душу труса — Кощею без возврата! — он помолчал и уже негромко, но как-то очень слышно продолжал: — Братья мои. Часом вот каждый из вас глянет окоем еще. И самое дорогое ему лицо приметит — все ведь сошлись. Глянет в то лицо. Может, последний раз. И за­будет, чтоб память бою не мешала. И НЕ СМЕЕТ ЗАБЫВАТЬ! — крикнул Гоймир. — То — чтоб не забыть, за что сразишься! Что Моранины объятья — миг. Любовь, память и честь вечны в Верье нашей. Гляньте окоем на тех, кто дорог...

Обернулись все. Сейчас каждый искал в толпе ОДНО лицо. И видел только его. Встречались взгляды — и люди замирали...

...Представьте себе на секунду, каково это — знать, что можешь не идти — и идти все равно. Любить — и отказаться от любви. Неистово, до слез, хотеть жить — и добровольно жертвовать жизнью. В тринадцать. В пятнадцать. Когда ты еще даже не начинал жить. Понимаете — даже не начинал! Когда те­бе и вспомнить-то свою жизнь НЕЧЕМ!

А тебе говорят — отдай ее. Ради слов — отдай. Просто — ради слов.

Можете себе это представить? А понять?

Те, кто сейчас готовился высаживаться на побережье Ан-Марья на за­кат от гор — едва ли могли. Поэтому в конечном счете они были обречены на бесславную гибель. Но их было много, очень много — и это значило, что ребята, стоящие на площади, погибнут тоже.

3а слова, без которых они не мыслили своей жизни.

ЛЮБОВЬ. ПАМЯТЬ. ЧЕСТЬ.

...В шаге от Бранки Олег почти столкнулся с Гостимиром, но тот лишь весело улыбнулся, махнул рукой и поспешил куда-то в сторону. А Бранка с улыбкой протянула руку навстречу мальчишке, который тоже улыбнулся и при­нял ее ладонь обеими своими руками.