Дмитрий Силлов - Якудза

Афанасий задумался.

— А второе, — напомнил о себе Витек.

— А второе — байка тут такая ходит. Вроде бы фуфло, а вроде и нет. Леса наши видел?

Витек неопределенно кивнул. Вспомнился лес, костер в яме…

— Ну видел.

— Ничего странного не заметил?

Витек вспомнил жутковатые колонны не ко времени лысых деревьев.

— Нууу… — протянул он.

— В тех местах в семидесятые-восьмидесятые типа неслабая секретная возня была. И интерната вашего она, кстати, тоже, говорят, коснулась. А потом, когда союз нерушимый развалился, все поутихло. И остались — поля голые, леса голые, если что растет — то кривое, косое, без листьев, считай Чернобыль местного масштаба. Хотя приезжали тут какие-то черти со счетчиками, мерили чего-то, сказали — нормально, нет радиации. Однако, лес как был лысый, так и остался. А люди говорят, что в брежневские времена из-под земли в тех местах гул какой-то шел, будто там поезда ходили или еще что. В общем, треп, конечно, но ценности нашему городу прибавляет. Каждый норовит тут у нас под землю пробраться, но пока никто ничего интересного не нашел.

— И Стас тоже?

Афанасий хмыкнул.

— Да у него пока и без бабушкиных сказок развлечений хватает. А вот народу неймется. Денег сделают — и лезут от не хрен больше делать куда не просят.

Он нехорошо оскалился.

— Ну и пусть лезут. Как говорится, блаженны нарывающиеся, ибо огребут они в царствии небесном.

На обочине дороги, на столбе висел покосившийся рекламный щит с надписью «Сосу за копейки». Под надписью был изображен пылесос. У столба кучковалась стайка юных жриц любви под предводительством мамки, телосложением напоминающей опытного борца сумо.

— О, приколы нашего городка, — воскликнул Афанасий, тыкая пальцем в рекламу. — Щас развлечемся, братуха.

Витек скривился. Продажная любовь вызывала в нем отвращение.

— Ты вроде говорил, что мы к Стасу едем?

— Одно другому не мешает, — сказал Афанасий, притормаживая возле мамки и опуская стекло. — Ну что, мать, трудимся, как в анекдоте? Мышки-проститутки, пять копеек пучок?

Мамка вразвалку подошла к машине и нависла над Афанасием, протиснув подбородок и часть мощного бюста в окно машины.

— Мы шутить или по делу? — прогудела она.

— По делу, — покладисто согласился Афанасий.

— На какую сумму рассчитываете, мужчины?

Голос мамки гулко перекатывался внутри салона.

— Так на плакате написано — за копейки, — сказал Афанасий.

— Так то на плакате…

Взгляд мамки, сканирующий сначала клиентов, потом — салон автомобиля, остановился на буром пятне, которое разлилось на добрых две трети заднего сиденья. Мамка прищурилась, потом мощно втянула ноздрями чуть сладковатый воздух салона, после чего неожиданно резво для своих габаритов отпрыгнула назад, что-то крикнула стайке девчонок и, переваливаясь, побежала в сторону пятиэтажек, сиротливо притулившихся неподалеку от дороги. Девчонки бежали впереди нее, разбрызгивая модными туфлями позднеосеннюю грязь.

— Ну вот, развлеклись, — огорченно произнес Афанасий, трогаясь с места. — По идее, наказать надо бы надо тетку за то, что на чужой территории промышляет, да времени нету. Стас ждет.

— А ты и вправду хотел… ну это…? — спросил Витек.

— За копейки-то? — хмыкнул Афанасий. — А чо? Ты вот скажи, тебе делали когда-нибудь минет за пять копеек? Было такое в твоей биографии?

Витек скривился.

— Я вообще никогда за деньги ни с кем не трахался. Противно.

— Это ты зря, — авторитетно заявил Афанасий. — Оно вообще за бесплатно только на субботниках бывает. Или в книжках. Молодой ты еще, жизни не видел. Подрастешь, въедешь в тему и поймешь, что по любви оно часто дороже выходит.

Музыка, ревущая из задних колонок, прервалась, и въедливый голос ведущего произнес: «Не говорите мне, как жить, и я не скажу, куда вам надо идти».

— Вот-вот, — сказал Витек. — Что-то типа этого я только что и собирался сказать.

Афанасий рассмеялся громко и весело, как может смеяться только счастливый, не отягченный никакими заботами человек, и выжал педаль газа до пола.

Макаренко очнулся от тишины. Тишина висела в воздухе и была почти осязаемой. Необычной, какой не бывает в повседневной жизни даже по ночам, озвученным лаем бродячих собак, сигнализациями потревоженных машин, ветром, скребущимся в окно, и поскрипыванием этого самого окна, которое давно бы пора уже отреставрировать да покрасить, да вот как-то все не доходят руки. Да и осталось оно, это окно, вместе с домом далеко-далеко от его вечно занятого хозяина.