Дмитрий Силлов - Якудза

За домом, вальяжно развалясь в антикварном кресле, сидел Афанасий, машинально выстукивая ногтями неслышный вальс на рукоятке своего «Узи». В его лапище автомат казался предметом мелким и несерьезным, пригодным только разве что для массажа подушечек пальцев или сосредоточенного ковыряния стволом в носу.

Рядом с креслом, заполненным мощным телом Афанасия, находилась пара кресел пустых аналогичного возраста и конфигурации. У ног Афанасия стояло эмалированное ведро, накрытое крышкой. В таких ведрах домохозяйки солят капусту на зиму и ходят с ними к колонке за водой, когда таковую отключает домоуправление в связи с очередной аварией.

Афанасий был занят тем, что с глубокомысленным видом созерцал стену многострадального бревенчатого строения, напротив которой он, собственно, и расположился. Витек еще успел вяло подумать, мол, с чего бы это у матерого бандюгана такой умный вид — вроде бы не буддист и на последователя Хуан Ши-Гуна не смахивает даже отдаленно.

Он сделал еще несколько шагов вслед за Стасом — и увидел причину мечтательных взоров Афанасия.

В стену дома были вбиты восемь мощных альпинистских костылей, образующих два больших квадрата. К вершинам квадратов были крепко привязаны руки и ноги двоих человек, похожих своими позами на космонавтов, которых забыли снять с тренировочной центрифуги.

Один из распятых был бизнесменом с головы до привязанных к костылям ног. Классическим «новым русским», какими их любят изображать в карикатурах «Московского комсомольца». Толстеньким, маленьким, грозным, наверное, в своих владениях и отчаянно испуганным сейчас, с залысинами на голове и золотыми запонками на помятой шелковой рубашке, выглядывавшей из рукавов кожаного пиджака, слегка выпачканного, побитого и порванного силами лихого Стасова воинства. Понятное дело, что не пиджак лупцевали Стасовы люди, а того, кто был внутри. И лупцевание сие было добросовестным и основательным, ибо по виду хозяина пиджака было ясно, что он уже готов на все — хошь Коньком-Горбунком на четвереньках вприпрыжку да по кругу сотню верст нарезать по пересеченной местности полигона, хошь языком до блеска бриллиантового отполировать пыльные прыжковые ботинки Афанасия, включая ребристую каучуковую подошву.

Второй распятый был худощавым молодым человеком с лицом, старательно ухоженным дорогими косметологами. Настолько ухоженным, что это наводило на определенные мысли. Он тоже был хорошо одет. Черный костюм от Армани, черная рубашка той же фирмы, черные дорогие ботинки. Набриолиненные волосы молодого человека, когда-то старательно зачесанные назад, теперь скорбно свисали смоляными сосульками по обеим сторонам гордо откинутой назад головы. Глаза пленника горели неестественным кокаиновым огнем, метая в сторону медитирующего Афанасия почти ощутимые молнии. Гневные слова клокотали в горле распятого, но кожаный кляп, ввернутый в рот по самые гланды, не давал им вырваться наружу.

— Присаживайся, — невозмутимо кивнул Стас Витьку на крайнее кресло, сам опускаясь на центральное и закидывая ногу на ногу. — Как тебе натюрморт?

Витек неопределенно пожал плечами.

Ему было никак. Ему было наплевать и на Стаса, и на его натюрморты. Он чувствовал, что еще немного — и он провалится в какую-то другую реальность, и в данный момент реальность теперешняя была непривычно-отстраненной, словно он действительно сидел в аквариуме и сквозь прозрачное, но толстое стекло смотрел на окружающий мир. Беззвучные голоса шептали, звали куда-то, шелестели в голове, но голос Стаса был безусловно громче всех других голосов, и только это еще удерживало Витька на самом краю пропасти.

Однако картина была слишком уж неординарной, и искорка интереса все ж таки промелькнула во взгляде Витька.

— За что ты их так? — тусклым голосом спросил он.

— Хороший вопрос, Виктор, — ответил Стас. — А как их надо было иначе?

Он наклонился и поднял крышку ведра.

— Взгляни.

Витек послушно перевел глаза — и вздрогнул.

В ведре лежала отрубленная голова маленькой девочки, голубыми застывшими глазами удивленно смотрящая сквозь Витька куда-то очень далеко, в высокий потолок спортзала. Розово-бурый от крови бант мертвой бабочкой присох к ее щеке, закрывая краем треть глаза, и Витьку вдруг захотелось смахнуть с лица девочки жуткое шелковое насекомое. Он нагнулся — но Стас рывком усадил его на место и резко закрыл крышку ведра.

— Их работа, — кивнул он на распятых. — Эта худая тварь поставляла детей твари жирной и таким, как он. А потом, когда жирный с ними наиграется, он детишек фасовал по частям и или закапывал, или топил. А может, в котлеты определял. У него в Москве ресторан свой имеется в качестве неосновного бизнеса…