Андрей Левицкий: С. Х. В. А. Т. К. А.

В руке его блеснула освобожденная от целлофана серебристая турбозажигалка. Холм начал тормозить.

— Стой! — крикнул Филин.

Жердь чиркнул, поднёс зажигалку к горлышку.

Выломав из островка тяжёлую ветку. Филин швырнул её в бандита. Жердь замахнулся. Сжимающая бутылку рука уже пошла вперёд, когда ветка вмазала ему по голове с таким звуком, какой издаёт мокрое полотенце, если им шмякнуть по стене. Бандит поскользнулся, ноги разъехались, он осел в воде, и выпавшая из руки бутыль свалилась ему на голову.

Она не разбилась от удара, а свернутая жгутом ткань в горлышке прогорела ещё не до конца, хотя ей оставалось совсем немного — Жердь мог бы спастись, если бы сразу ушёл под воду. Но он не сделал этого: поймал бутылку и снова занёс, чтобы бросить в холм.

Она взорвалась.

Крик слился с гудением пламени, которое полыхнуло на весь Могильник, ослепив замерших на островке бандитов. Жердь стал большим факелом, огонь взлетел столбом, потом колесом разошёлся вокруг. Над гудящим кольцевым валом, покатившимся над водой, вспыхивали и гасли сине-зелёные искры.

Филин нырнул с островка, ухватив за шиворот Боцмана, стащил его за собой. Даже сквозь грязную воду вспышка была хорошо видна — красно-багровые завихрения и протуберанцы закрыли небо. Опали. Стало темнее, потом огонь исчез. Боцман, которого Филин всё ещё держал за шкирку, рванулся вверх. Оттолкнувшись от дна, главарь тоже вынырнул.

Холм быстро полз прочь, оставляя широкую пенную струю. Бок и задняя часть его почернели, обугленный мох слезал длинными лоскутами, под ними обнажилось что-то странное — слизистое, прозрачное.

Но Филину было не до того — теперь путь свободен! От Жердя осталось лишь тёмное пятно на воде, посреди которого плавал неопрятный чёрный комок, похожий на островок смешанной с пеплом глины.

Снова ухватив Боцмана, главарь потащил его к близкому берегу.

Облако зелёного тумана выплюнуло Машу. Воздуха в груди не осталось, она рванулась вверх. Там что-то вспыхнуло. Стало светлее, потом огонь исчез. Девушка вынырнула.

И заморгала, увидев, как изменился мир. Солнце перескочило к горизонту, на треть ушло за него, исчезли островки и заросли, но вместо них появились другие. Впереди — большой дымящийся клубок веток и корней, за ним кто-то спешит прочь, в стороне движется ползучий холм, а рядом над водой выступают борта лодки в тёмных подпалинах.

Течение вынесло рядом человеческое тело, оно перевернулось, слипшиеся дреды скользнули по лицу, и Маша вскрикнула:

— Индеец! — Она схватилась за костлявое плечо. Глаза его были открыты. Но не видели её.

— Индеец! — крикнула она. — Нет!

Она просунула руку ему под мышку и забила ногами по воде, направляясь к берегу.

Маша не помнила, как достигла его. Порванная рубашка липла к телу и мешала, девушка скинула её, плача, уложила Индейца на спину, упала на колени рядом и дала ему пощечину. Потом ещё раз, ещё, затем раздвинула ему зубы и приникла к холодным мокрым губам. Несколько раз с силой выдохнула воздух, перевернула захлебнувшегося на живот, приподняла и резко сдавила его грудь. Из разинутого рта потекла вода. Маша повторила процедуру несколько раз, снова уложила Индейца на спину, увидела бледное лицо, серые губы, стеклянные неживые глаза и, зарыдав, заколотила кулаками по его груди.

Тимур остановился, тяжело дыша. Солнце исчезло за горизонтом, быстро темнело. Заросли камыша сменились невысокими кустами, их тонкие гибкие стебли усеивали красные цветы. Холодный закатный свет озарял холмы и низины центрального Могильника. Где-то впереди была Крепость, про которую Тимур слышал много интересного, где-то сзади — всегда накрытая странным туманом область, через которую редко кому удавалось пройти, а посреди обширного болота, на краю которого он оказался, расползалось белесое пятно.

Кальций. Он выходит на поверхность, и вода вымывает его. Ты запомнил, Тим?

Да, он хорошо запомнил этот путь — и пошёл дальше. На ходу стащил куртку, потом рубаху. Снял ботинки, которые только мешали, отшвырнул далеко в сторону. Оглянулся. Бандитов пока не видно.

Ломая кусты, с которых летела светлая пыльца, перешагивая через кочки и часто спотыкаясь, он открыл контейнер. Заглянул. Артефакт стал размером с человеческую голову, в контейнере он едва умещался, и когда крышка откинулась, вспучился, как тесто в слишком маленькой для него кастрюле.

— Стас, я уже на месте, — сказал Тимур. — Почти на месте, слышишь?