Тимур Туров: Факелы ада

Милинович, похоже, укрывался где-то в окружающих дом зарослях.

Олег глубоко вздохнул, поднял молоток над головой и решительно распахнул дверь. Ежи повернулся с необычайной быстротой и инстинктивно вскинул ружье, прикрывая голову.

Удар пришелся по стволам, и они с негромким «крак» согнулись.

Олег замахнулся вновь, одновременно попытался отвлечь противника тычком кулака в челюсть. Но сам получил сильнейший пинок в живот и согнулся от боли, едва не выронив трофейное «оружие».

Распрямившись, обнаружил перед носом два дула.

– Я бы на твоем месте не стал стрелять… – проговорил он. – Кто знает, что случится с двустволкой?

– А я и не буду, – сказал Ежи и замахнулся, чтобы ударить Олега стволами по лицу.

Турнов понимал, что нужно отклониться, избежать контакта, но на это удивительным образом не было сил. Он мог лишь следить, как двигается приклад, как уходят в сторону две металлические трубки, как бледный творец големов переступает с ноги на ногу, чтобы усилить атаку…

В лицо Олегу повеяло холодом, Ежи вскрикнул и перестал двигаться, лицо его побледнело. На бровях появился иней, губы побелели, и только расширившиеся глаза остались живыми, но и это ненадолго.

Творец големов мягко упал вбок, двустволка вывалилась из его пальцев.

– Вовремя я, – сказал подходивший к крыльцу Милинович. – Удар «заморозкой» в спину – это, конечно, подловато, но наши меня не осудят, если узнают все обстоятельства…

Выглядел оборотень, честно говоря, отвратительно – весь покрытый кровью, в подживающих ожогах и ранах, с волочащейся правой ногой и гримасой боли на грязной физиономии. Но смотрел при этом бодро, а белые зубы скалил так, словно находился не посреди аномальной зоны, а в театре оперетты.

– Не осудят, – Олег распрямился, поежился от резкой боли в пояснице.

– А как этот гад твое заклинание сбросил? – маах’керу присел на корточки рядом с Ежи, приподнял ружье и с брезгливой гримасой отбросил его в сторону. – Да и от пут избавился ловко, нечего сказать.

– Не знаю. Я считал, что снять его самостоятельно невозможно… но…

– Не рассчитывал, что мы нарвемся на такого шустрого гаденыша? – Милинович понимающе кивнул. – Я бы на твоем месте тоже не рассчитывал. Кажется мне, что лучше держать его без сознания. «Живой сон» наложить, что ли? Хотя нет, не выйдет… Ты не знаешь какого-то похожего заклинания, но чтобы и на магов действовало? – он с надеждой посмотрел на Олега.

Тот покачал головой:

– Нет.

«Живой сон» позволял создать иллюзию бодрствования для спящего на самом деле человека или уроженца гостевой сферы, но обязательно лишенного магических способностей. Тот, на кого его накладывали, думал, что не спит, и был способен в какой-то степени реагировать на внешние раздражители, но мысль о бегстве или сражении не могла прийти ему в голову.

Наверняка имелось нечто подобное и против чародеев.

– Тогда я попробую вспомнить, – маах’керу закряхтел, как старый дед. – Ты там у него в жилище сигарет не видел? А то страсть как курить хочется, аж копчик колет и хвост чешется…

– У тебя сейчас нет хвоста.

– А, да? – Милинович, выпучив глаза, уставился себе между ног. – Ну, значит, это не хвост… Только густо краснеть я, уж извините, не буду… Так, посмотрим, где тут пахнет жареным…

Ежи понемногу оттаивал, иней на его коже и волосах исчезал, глубокая, мертвенная белизна кожи сменялась обычной бледностью. Приглядевшись, можно было увидеть вокруг него все расширяющееся облако пара.

– Никогда не видел, как накладывают «живой сон» или нечто подобное, – сказал Олег.

– Сейчас увидишь…

Но Милинович ничего не успел сделать.

Ежи открыл глаза, улыбнулся и бестрепетно вонзил большие пальцы рук в собственную грудь. Обычные на вид когти легко прорезали кожу, первые фаланги скрылись целиком, раздался неприятный, слизистый хруст, и потекла темная, как у верог, кровь.

– Что за… – начал Олег, но довести фразу до конца не смог, Милинович схватил его за руку и прыгнул в сторону.

В локте вспыхнула боль, эхом откликнулись и так саднившие раны, к ним добавились ушибы, возникшие на коленях при совсем не мягком приземлении. Захотелось матюкнуться на слишком уж резкого оборотня, но делать этого Олег не стал, просто вырвал руку и развернулся.

Бледный творец големов лежал неподвижно, а кровь, вытекающая из ран в груди, дымилась.

– Оп-па… – только и сказал Милинович, когда дым сменился огнем.

Белое, очень яркое и жаркое пламя охватило Ежи, и тот задергался, истошно завопил. Но крик быстро стих, и остался лишь треск обугливавшейся плоти, вонь горелого мяса и хруст костей.