Дмитрий Манасыпов - Район-55

Две семьи обычных и одна красных степных волков да плюс двое больших северных. Все люпусы выли, вытянув лобастые головы на крепких шеях.

Лев и львица. Три маленьких черных леопарда, в просторечии называемых пантерами, и один большой, африканский. Большой тигр-самец и маленькая самка. Три рыси и семья из четырех больших манулов, мать и три котенка. Кошки орали и шипели, а Хан, индийский тигр, носился по клетке кругами, изредка терзая ни в чем не повинную деревянную кормушку.

Рогатые, копытные и прочие миролюбивые тоже не подкачали. Олени, антилопы, сайгаки и даже африканский буйвол. Большой верблюд-бактриан, стоявший на самом входе в зоопарк. Лесные кабаны. Дикобразы, лемуры и мангусты.

Большие пернатые и серпентарий. Полный набор, короче. И все это мохнатое и пернатое сообщество сейчас выло, ревело, рычало, раскачивало клетки, создавая дикую какофонию.

– Успокойтесь уже! – Кир стоял посередине смотровой площадки, ничего не понимающий, нервничающий и немного напуганный.

– Кир, что творится?! – Сан Саныч, старший зоотехник, выскочил из прохода между клетками, натягивая на плечи старенькую штормовку. – Давно орать начали?

– Да какой давно, Саныч… – Парень повернулся к коллеге. – Пошел посмотреть минут пять назад, как да что, а они тут уже…

Быстрый топот по доскам настила на входе, запах «Жилетта» и «Капитана Блэка». Исполнительный директор, он же владелец и учредитель зоопарка в одном лице, Женечка Байсагин явился лично засведетельствовать факт безобразия.

Пухленький, в туго обтягивающих жирный зад джинсах и цветастой гавайке, он остановился рядом с зоотехниками и начал распоряжаться:

– Чего за хрень у вас творится, Саныч?!! Почему звери орут, я спрашиваю? Кормили?!

– Нет, епт, забыли! – Сан Саныч покосился на толстячка. – Сами-то поняли, что сказали, Евгений Петрович?

– Ты мне поумничай еще тут!!! А почему тогда крик такой, я вас спрашиваю? А?!

– Погода, может, меняться будет, Евгений Петрович… – Кир откровенно недолюбливал директора, но старался всегда быть вежливым. – Мало ли, животные все-таки…

– А ты еще поговори у меня, Кир! – Директор заводился все больше и больше. – Думаешь, не в курсе, что вы с Санычем здесь за шахер-махеры в обход меня делаете?!

– Что? – Старший зоотехник чуть не подавился дымом от сигареты. – Вы о чем, Евгений Петрович?

– А ты подумай, Саныч… – Байсагин свирепо на него глянул. – Думайте, как зверей заткнуть, понятно? Хоть здесь и старый район, нам один хрен проблемы с местными пенсионерами не нужны. Не поспит какая-нибудь баба Люся ночку, а с утра жалобу на нас накатает. И поедем мы с городка дальше, и без денег. Ясно?

– Ясно… – буркнул Кир в спину удаляющегося начальства. – Что ничего не ясно.

Сан Саныч сплюнул, понимая, что директор прав. Зооцирк разместился на старой площади городка, практически у самой трассы и железнодорожной линии. Невысокие старенькие дома с перекосившимися дверями и узкими оконцами. Крохотные «финские» домики, которые когда-то, судя по всему, ставили для самых первых жителей-нефтяников.

И прав был Женечка: жили в этих домиках, а вернее, доживали те самые старики.

– Ох… еще… еще… ммм… а-а-а… а-а-а-а-а!..

Ногти с темным лаком впиваются в спину и затылок. Длинные светлые волосы раскинулись по подушке. Хрипловатое мужское дыхание и тихое женское постанывание. Терпкий, перечный запах и другой, слегка сладковатый аромат. Большие, сильные ладони мнут мягкие бедра и крепкий, немного располневший зад. Кожу на мышцах пресса чуть колют короткие, отрастающие волосы на лобке. Скрип, все убыстряющийся и убыстряющийся. Маленькие капли пота в узкой ложбинке между твердых шаров грудей с острыми, торчащими сосками. Чуть приоткрытые губы, сквозь которые поблескивают зубы. Выгнутые маленькие женские ступни с напряженными пальцами. Пружины продавленного матраса торжествующе звенят и…

Тишина. Свет в окно ложится на две сплетенные фигуры, которые пока не хотят разъединяться, выжимая друг из друга последние капли удовольствия. Они лежат на скомканных простынях, наслаждаясь тем моментом, когда ничего вокруг не важно.

Снова скрип. Кровать старая, как и дом, в котором она стоит. Трещат половицы, когда-то любовно выкрашенные коричневой краской. Мужчина садится на край, щелкает кнопкой мобильника, глядит на время. Уже темно, вечер плавно перешел в ночь, а они и не заметили. Рука шарит по полу возле кровати, натыкается на коробку с соком.