Тени Чернобыля

Не оборачиваясь я начал собирать свои пожитки, потом взялся чинить порезанные лямки рюкзака. Сзади Караул возился со своим мешком. Через полчаса, все также в тишине, мы тронулись дальше, туда, где раскинув незримые щупальца, ждала нас Зона.

– Между Слепым Псом и Черной собакой – большая разница, – мы с Караулом лежали на краю скалы, откуда открывался великолепный вид на часть Зоны и уже второй час я загружал его элементарными сведениями, которыми должен обладать любой сталкер. – У них и повадки разные, и возможности, и способы охоты. Два десятка Слепых Псов – уже большая стая. Черные собаки меньше, чем по тридцать-сорок особей никогда не ходят. Слепые Псы потеряв несколько членов стаи или просто получив отпор – уходят. Черные собаки идут по следу жертвы до конца, иногда до последнего животного. Слепые Псы нападают из засады, Черные собаки – долго преследуют жертву. Соответственно и вести себя при встрече с ними нужно по-разному.

Слепые Псы рождаются по одному, а у Черной собаки в помете до двух десятков щенков бывает. И растут они по-своему. Слепой Пес взрослеет в течение года, а Черная собака через три месяца – полноценная взрослая особь. Если б не дохли десятками в ловушках – давно бы заселили всю Зону и пошли бы дальше. А ведь предок у них один: обычная домашняя собака.

Я не привык так долго говорить и почти сорвал голос. Если б я подумал об этом заранее, то спокойно инструктировал бы Караула дома. Теперь же приходилось платить за недальновидность собственными голосовыми связками.

Я говорил, а сам был мыслями там, на болоте, осенью прошлого года. Наша импровизированная оборона, Прыщ, капитан… И много, чертовски много черных бестий, идущих напролом, не считаясь с потерями, словно мы были их заклятыми врагами.

Я закурил и продолжал говорить, поглядывая туда, где грозовой фронт весело скалился улыбками молний над кромкой дальнего леса:

– Черную собаку можно оглушить, ослепить, обмануть. Это обычное животное. Крепкое, умное, опасное, но вполне понятное. Слепой Пес – это нечто гораздо более странное и страшное. Слепые Псы атакуют одновременно, а до того могут часами выслеживать тебя и организовывать засаду за засадой до тех пор, пока ты не сделаешь все именно так, как они замышляют.

– Ты хочешь сказать, что они разумны? – спросил Караул.

– Я хочу сказать, что они часто ведут себя так, как будто они разумны. И ничего больше.

Скала, на которой мы расположились, торчала из леса, словно рог гигантского животного, окаменевшего здесь когда-то. Сверху хорошо проглядывалась заросшая бурьяном пустошь, поворот железной дороги, уходящей к блокам сгоревшего когда-то реактора, остатки каких-то серых строений слева километрах в пяти и сеть оврагов перед дальним лесом, скрывающимся постепенно за серой пеленой идущего там дождя. Гроза постепенно подступала и к нам, молнии все чаще рисовали причудливые ветвистые узоры на черно-синей бумаге неба. А я все говорил и говорил. Об аномалиях, о ловушках, о Выбросе и снова о животных.

– Никаких кроликов-мутантов в природе не существует. То есть, есть, конечно, мутировавшие зайцы, но это совсем не то, о чем пишут газетчики. Так вот, кролики-мутанты – это на самом деле щенки Слепых Псов. Они живут по одиночке, пока не вырастут, после чего присоединяются к какой-либо стае. Это просто старая сталкерская шутка, которую журналисты приняли за «чистую монету» и растрезвонили по всему миру. Вивисектор как-то в одном интервью ляпнул для смеха, что есть такие кролики-мутанты от одного вида которых, любому человеку сразу противно становится. И показал в камеру ксерокопию с плохого снимка щенка Слепого Пса. Соответственно, на следующий день весь мир говорил о новом страшном животном, найденном в Зоне.

Караул засмеялся и потянулся всем своим крупным телом. И замер, сосредоточенно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

– Существо, за которым я охочусь, проявляет активность, – сказал он глухо. Его лицо за считанные секунды изменилось. Только что он беззаботно смеялся и вот уже хмурится, морщины бороздят высокий лоб, в глазах застывает немая боль. – Оно достало еще двоих наших, – добавил он чуть слышно.

Я не знал, что сказать ему, чем утешить этого несчастного человека, которого я все равно должен был бросить в ближайшие часы. Любые слова показались бы неестественными и ненужными. Впрочем был один вопрос, который меня интересовал и мог отвлечь Караула от грустных мыслей: