Алекс Орлов - Бронебойщик

— А сколько нужно на автомобиль? — спросил Джек, когда они молча прошагали еще полчаса.

— Ну, на самый простой и неновый четыреста лир…

— Четыреста — это много.

— Немало. А ты думал, почему я в железном сарае живу, а не в доме из кирпича? Видимо, в деревне меня тоже не понимают.

— Говорят, жадный, — подтвердил Джек и улыбнулся.

— Жадный, — усмехнулся Ферлин и остановился на повороте цепочки дюн.

— Вон там, у горизонта, темное марево, видишь?

— Вижу, — после некоторой паузы ответил Джек.

— Это и есть Ривенские болота.

— Вроде недалеко…

— Напрямик недалеко, — согласился Ферлин, поправляя ружейный ремень. — Только мы вон какого кругаля даем!

И он отмахнул рукой, показывая размеры этого «кругаля».

— А прямо нельзя?

— Можно, только потонешь. Там везде много воды и дно кое-где зыбучее…

— На зыбучем дне сапиги водятся, — заметил Джек и почувствовал, что проголодался.

— Водятся. Как обратно пойдем, я тебя немножко поучу, как сапиг ловить.

— Я умею.

— Да ну! — пренебрежительно отмахнулся Ферлин. — Как все, на хворостинку?

— А как еще?

— На хворостинку сапигу больше чем в кило не поймаешь.

— А ты поймаешь больше? — усмехнулся Джек, считавший себя достаточно опытным и удачливым ловцом.

— Пять кило, не меньше. Но это потом, после охоты. А сейчас давай двигаться, нам к положенному часу прибыть нужно, и никак не позже.

Через три часа ходу по заросшим лесом дюнам Ферлин сделал привал, и они поели козьего сыра с отварным речным картофелем, который назывался так только из-за внешнего сходства с настоящим картофелем, а на самом деле был плодом коричневых пресноводных водорослей, в изобилии водившихся в водоемах песчаных пустошей.

Клубни водорослей были ядовиты, чтобы употреблять их в пищу, приходилось подолгу вымачивать в подсоленной воде, сменяя ее три раза, пока она не переставала окрашиваться в фиолетовый цвет.

После этого клубни варили, тогда по вкусу они действительно напоминали вареный картофель.

— Ну что, ты не слишком устал? — спросил Ферлин, когда они, попив воды, подремали в тени несколько минут.

— Нет, я в порядке, — заверил его Джек.

— Точно?

— Точно. Я же много хожу, в особенности за хворостом.

— Куда, на плато?

— Нет, — покачал головой Джек. — Там деревенские все выбрали. Я хожу в другую сторону, аж до сухого русла. Там этого кустарника — пропасть.

— Так он там зеленый…

— Зеленый. Я зеленый и таскаю, а сушу уже дома. Через неделю он готов для растопки.

— Хитрый ты, — улыбнулся Ферлин.

— Смышленый, — поправил его Джек.

— Ну пойдем, смышленый, нам еще топать и топать.

Они снова вышли на тропу, и Джек опять стал вертеть головой, глазея на невиданных прежде стрекоз и бабочек.

На его пустоши таких насекомых никогда не водилось, а здесь на цветах они попадались удивительнейших видов и расцветок.

Примерно через полчаса быстрого марша шедший первым Ферлин вдруг будто споткнулся, а затем ухватился за ствол небольшого деревца и стал по нему сползать.

— Эй, Ферлин! Эй! — испугался Джек, видя закатившиеся глаза компаньона. Но обморок Ферлина продлился всего пару мгновений. Его глаза открылись и вполне осмысленно посмотрели на Джека.

— Надолго я отключался? — спросил Ферлин.

— Нет, совсем ненадолго… Ты упал, и я подумал…

— Теперь все в порядке, присядь.

Джек помог Ферлину снять ружье и монтерскую сумку, потом опустился рядом с компаньоном, который быстро приходил в себя.

— Это из-за ранений? — спросил Джек, видя, что на лице бывшего солдата проступил пот.

— Да, приятель, из-за них. Из-за железа, которое еще осталось в теле…

— Я слышал, что осколки могут двигаться.

— Могут… — выдохнул Ферлин.

— Наверное, нам придется заночевать здесь, чтобы ты оклемался, а завтра пойдем домой.

— Ни хрена, приятель! Десять минут, и мы двинем дальше. Это не первый приступ, случались и раньше, так что ничего страшного.

— Ты же говорил, что лежал в госпитале, почему тебя там не вылечили?

— Я… — Ферлин устало улыбнулся. — Я сбежал оттуда не долечившись, а провел там целых восемь месяцев.

— Восемь месяцев?! — поразился Джек. — А почему так много?

— Потому что крепко нафаршировали. Сначала вытаскивали шрапнель, операция за операцией. Потом принялись за осколки. Когда стало совсем невмоготу, я сбежал… А тот осколок, который меня мучит, вытаскивать и не собирались. Врач сказал — слишком опасно. Вот и ношу его с собой.