Макс Острогин - Большая Красная Кнопка

Наверное, раньше, в мире, где тебя не пытались сожрать каждый день, на память оставалось больше места. И лица близких людей не растворялись так стремительно в жизненном вращении. А с нашими скоростями… Тут в один день происходит столько, сколько у нормального человека в три жизни не уложится, память не выдерживает. Вот и Гомера я помню все хуже и хуже.

– Надо в слона перебираться, – сказал Егор. – Прямо сегодня. Сейчас прямо…

– Мы, кажется, сумраков пострелять собирались.

– Сейчас?!

– А что? Не будем откладывать.

Егор с сомнением поглядел на дом.

– Стоит, – успокоил я. – И нас еще перестоит. И вообще, зря, что ли, спустились?

– Ты прав, наверное…

Я усмехнулся.

– Конечно, я прав. Оружие прихватили, можем заняться сумраками… А где Алиса?

Егор пожал плечами.

– Ты ее с утра видел?

– Нет… То есть видел, она на шпиле сидела. А потом по крыше гуляла…

– То есть она может оставаться там?

Егор задрал голову.

– Вряд ли, – сказал он. – Она, наверное, ушла. У нее же чувствительность…

В ноги ударило.

Тряс не прекратился.

За зоопарком обрушился дом. Громко, в воздух темным клубящимся призраком взметнулся фонтан пыли.

– Начало падать уже, – выдохнул Егор. – Раньше не падало. Все к чертям…

Это точно. Город разваливается. Дни наши исполнились тяжестью злодеяний, и крыши не выдерживают груз неба, оседают на головы уцелевших.

На наши головы, так-то.

– Я, пожалуй, схожу, посмотрю, – сказал я.

– Куда? – тупо спросил Егор.

Я не стал отвечать, сбросил рюкзак, сунул ему карабин, сунул костыль, побежал обратно.

– Стой! – крикнул Егор. – Ты что?!

Вверх оказалось легче, чем вниз. Громада дома подрагивала от неустойчивости, а мне представлялось, что дом трясется от моей неотвратимой поступи, самоуверенно, конечно, но казалось. Чувствовал себя особенно могучим. Вверх за пятнадцать минут, сбил дыхание, вот что значит отсутствие физической активности.

Алисы не было. Квартира, в которой я прожил последнее время… Ее тоже уже не было. Крошево из штукатурки, самодельных игрушек, книг, тряпок, других вещей. Опять. Дом, давший мне приют, уничтожен. Как всегда. Какое-то проклятье…

Я выбрался на крышу. С востока наплывали зимние облака. Алиса сидела на парапете, кидала вниз камешки. Прекрасное занятие. Хотел бы я так. Сесть где-нибудь на мосту, кидать в воду камешки, никого не бояться.

– Пойдем отсюда, – сказал я.

Алиса, само собой, не ответила.

– Тут может все рухнуть. Прямо сейчас.

Алиса не оглянулась. Крыса ее оглянулась, сверкнула на нас бусинками глаз.

– Все будет хорошо. Сейчас мы отправимся вниз, нас там уже Егор дожидается. Он там волнуется, сам сюда бежать хотел… Пойдем вниз, а? А то Егор переживает… Смотри, какие облака красивые! Да ты и так видишь…

Куртка у Алисы порвана, поперек спины царапина, точно когтем полоснули.

– А я самолет ведь видел. Помнишь, я тебе рассказывал? Самолет – это ведь многое означает, понимаешь? Самолет – это значит, что люди еще есть, остались. Пусть где-то там они живут, но они все равно есть. И летать умеют. То есть у них техника сохранилась, ты представляешь?

Она не представляла. Самолет не самолет, ей разницы никакой…

Прямо перед нами, километрах в двух, обвалился высокий, похожий на круглую высокую башню дом. Он раскололся на три части и распустился в стороны, как тюльпан.

– Я скучаю, – сказал я.

И повторил:

– Я скучаю, Алиса. Мне плохо без тебя.

Алиса повернулась. Теперь она сидела спиной к многометровой пустоте, на самом краешке. Смотрела в сторону, не на меня.

– Пожалуйста, пойдем.

Алиса спрыгнула с парапета, прошагала мимо меня, от нее исходил ощутимый жар.

Алиса меня ждать не собиралась, направилась вниз вприпрыжку, только что не насвистывая. Я хромал. Толчки не повторялись. На лестнице тихо, только вериги побрякивали в серебряной коробочке.

Вериги я снял. Вернее, их снял Егор, когда я был в бессознательном состоянии. А дырки заросли. Быстро и накрепко. Едва начали двигаться руки, я хотел их вернуть… Но не вернул. Слишком много боли в последнее время, перебор. И причинять себе лишнюю боль мне не очень хотелось. Я решил отдохнуть от боли. Конечно, в веригах есть сотня плюсов…

Но я уже не молод.

Я протер их спиртом и спрятал в серебряную коробочку. Хотел вменить их Егору, но потом вспомнил об особенностях его воспитания. Он уже слишком взросл, может неправильно понять. Я с ними прожил почти всю жизнь, а он…