Николай Степанов - Змеиный король

— Этого не может быть, — не поверил Сурич. — Человек не способен помнить то, чему сам не был свидетелем.

— До недавнего времени я тоже так считал. — Тич посмотрел на поврежденную руку. Рана практически не болела. — Не возражаешь, если я попытаюсь вспомнить свой первый день рождения прямо сейчас?

— Только если пустишь меня в свои мысли.

— А это как? — пришла очередь привратника удивляться.

— Просто не напрягайся, когда почувствуешь стороннее присутствие — и все.

— Раскудырная сила! Почему я должен тебе настолько доверять? Совсем недавно ты хотел меня убить!

— А сам?

— Ни одно из моих заклинаний не было смертоносным. Я лишь с чужими разбирался, да тебя пытался как-нибудь урезонить, чтобы поговорить.

— Сам виноват, — парировал вожак повстанцев. — Нечего было под маской прятаться, да еще моей собственной.

— Твоей?

— Вот я и проболтался, — усмехнулся сиргалийский волшебник. — Теперь ты знаешь, как меня зовут.

— С чего это вдруг? На ней написано твое имя?

— Неужели правда не знаешь?! — не поверил кудыр-маг.

— Откуда? Эту маску мне принесли сегодня утром. Попросили надеть. Зачем — объяснить не успели.

— Ну ты, брат, прямо как не от мира сего.

— Брат?

— Да это так, присказка.

— Как знать, как знать… — Тича охватило волнение. Он с самого начала разговора почему-то ничуть не опасался грозного незнакомца, словно действительно встретился с родственной душой. — Ладно, давай я попробую вспомнить, а ты присмотри за моими воспоминаниями, а заодно и за тем, чтобы никто не мешал.

— Барьер я уже поставил, — сообщил Сурич. — За его границей нас даже увидеть невозможно. А чтобы его преодолеть, нужно быть кудыр-магом.

— Вот и отлично. — Привратник уселся на песок.

Тич ощутил боль и страдания матери во время родов. Видел заботливое отношение своей бабки, ворчливость которой улетучилась, как только у дочки начались схватки.

— Мавсин, у тебя мальчик и еще один мальчик, — сообщила она роженице, когда та немного пришла в себя.

— Их двое? — прошептала мать.

— Да. И это дает нам шанс спасти хотя бы одного.

— О чем ты, мама?

— За ребенком волшебника, появившимся на свет в день Красного солнца, обязательно приедут.

— Кто?

— Ловчары (чтоб им к Кардыблу раньше срока явиться!), только эти душегубы отбирают детей у матери.

— Зачем?

— Нам с тобой никто ничего объяснять не будет. Надо решить, которого себе оставить — старшенького или младшенького?

— Мама, как можно?

— Ты хочешь потерять обоих?

— Нет.

— Тогда лежи и молчи. Тебе силы беречь надо. — Бабка выглянула в окно. — Вон уже скачут, изверги.

В это время один из младенцев закричал.

— Придется отдать старшенького. Второй вроде поспокойнее будет. — Женщина взяла ребенка на руки. — Мавсин, я схоронюсь на время. А ты не вздумай им перечить, просто отдай. Главное, чтобы избу нам не спалили.

— Я не отдам!

— Не будь дурой. Не отдашь одного — и сама погибнешь, и второй помрет без матери. Все, мы пошли, а ты постарайся как-то это выдержать.

— Постараюсь.

В комнату вошло четверо воинов, их трехрогие шлемы едва не цепляли потолок. Женщина затравленно прижала к себе сына, гладя на ловчар полными ужаса глазами. Те чувствовали себя в чужой избе хозяевами. Осмотрев убогую обстановку, мужчина с посохом приблизился к роженице.

— Твой? — спросил он.

— Мой, — ответила Мавсин.

— Если не хочешь, чтобы сдох по дороге, покорми.

Женщина поспешила выполнить приказ.

— Вот тебе плата за кормежку. Теперь он наш. — Воин положил на табуретку золотую монету. — И не вздумай поднимать крик. Я от воплей сразу за меч хватаюсь.

Вожак бесцеремонно отобрал ребенка и передал своим бойцам. Больше им тут делать было нечего. Мавсин с трудом поднялась с лежанки и кинулась к дверям, уже после того как ловчары покинули дом. Возле самого порога ослабевшая мать споткнулась и упала. Она на коленях доползла до окна и сквозь слезы проводила взглядом удалявшихся воинов.

От воспоминаний матери Тича взяла такая тоска, что закололо сердце. Парень схватился за грудь и вынырнул из глубин подсознания.

— Поубивал бы гадов!

Вожак повстанцев положил руку на плечо брата:

— У тебя будет такая возможность.

Минут пять они сидели молча. Первым заговорил Сурич:

— Выходит, я в нашей семье старший.

— Почему?

— Меня в тот же день отбили у ловчар. А с тобой что случилось?

— Не знаю. Сколько себя помню, жил по другую сторону Врат, на Инварсе.