Ричард Кнаак: Летучий Голландец

Новая скала обрушилась на одну из мачт, уничтожив верхнюю часть. Два оставшихся паруса превратились в клочья.

Уши наполнял рев вечно голодной бездны. Ветер угрожал снести его с палубы в пучину. Каждый шаг давался все с большим трудом. Еще один снаряд пронесся мимо.

Что-то привлекло его внимание. Кричал Фило, но в этом кромешном аду ничего не расслышать. Андроид показывал куда-то назад.

Голландец стал оборачиваться. Гигантская волна обрушилась на него, швырнув в забытье.

Когда он очнулся, всего через несколько мгновений, то обнаружил, что застрял под обломками мачты. Голландец попробовал сделать вдох, но каждое движение вызывало боль в груди. Правая нога была как-то странно вывернута, а левую он не чувствовал совсем. Одна рука точно сломана, а другую он прижал своим телом.

Тяжелые ботинки протопали по качающейся, ходящей ходуном палубе. Алая тень накрыла его.

— Капитан?

Клюв Фило слегка прижался к щеке Голландца, когда первый помощник смотрел, что с ним. Одной рукой он коснулся плеча капитана, затем сломанной мачты. Голландец попробовал что-то сказать, но челюсти его не слушались. Лучше бы сама главная мачта рухнула на него, тогда по крайней мере он попал бы в центр Мальстрема в благословенной тьме.

— Капитан, я…

Фило сорвало с палубы. Почти мгновенно он исчез из виду.

Голландец повернул голову насколько мог. Они неслись в самое сердце Мальстрема, прямо в глотку чудовища. Корабль дрожал в страхе ожидания. Доски с палубы сорвало и унесло в пучину. С новой силой Мальстрем отдирал один израненный кусок за другим.

Мачта, прижимающая Голландца к палубе, слегка, будто нехотя, сдвинулась. Казалось, что она сейчас присоединится к летящим обломкам. Это смещение позволило ему еще чуть-чуть подвинуться. Мальстрем был кругом, и был он еще ужаснее, чем обычно, и все же — он был прекрасен. «Отчаяние» — лишь пылинка в его глазу.

Паруса уже снесло, на палубе ничего не осталось, даже самых тяжелых и прочно закрепленных предметов. Но и это долго не продлится. Никогда корабль не проходил Мальстрем без потерь. Буря все стаскивала придавившую его мачту.

Нужно только подождать, пока ее снесет за борт и, когда это случится, Голландец последует за ней.

Корабль взвизгнул, когда с него снова сорвало доски, и этот вопль заставил Голландца со всей полнотою вспомнить, почему он здесь оказался. Он видел людей и страны, погибшие давным-давно. Люди окружали его, наблюдая за его страданиями. Он это заслужил, ибо именно из-за его мечтаний их больше нет на свете.

Еще одно смещение мачты рассеяло призраки, но не его вину. Затем тяжелая мачта приподнялась. Голландец почувствовал, как давление стало меньше, а потом и исчезло. Это улетел обломок, придавивший его.

В отчаянии он пытался ухватиться за изломанную, искореженную палубу своей единственной здоровой рукой. Но дерево крошилось, и Голландца сорвало с корабля. Беспомощно он смотрел, как «Отчаяние» уменьшается в размерах.

Силы, окружающие его, молотили и кидали израненное тело, быстро столкнув его за предел той боли, что можно вынести.

Мальстрем поглотил его, а через мгновение и то, что осталось от корабля. Затем исчезла гигантская утроба, не оставив и следа своего существования… или существования своих жертв.

А вот и школа. Здесь должна быть та, кого он ищет.

Гилбрин отыскал для своего видавшего виды темно-синего «„додж“а» местечко на парковочной стоянке для гостей, хотя он не мог себе представить, кому, кроме обеспокоенных родителей, придет в голову явиться с визитом в школу.

Однако он-то явился, в кои веки парковка послужит своему назначению. Гилбрин знал, ему повезло, что хоть одно место оказалось свободным. Особенно если вспомнить, как и сам он, еще несколько лет назад студент такого же заведения, частенько при необходимости оставлял машину на такой вот стоянке. Лишь бы поближе.

Он вышел из машины, маленький жилистый парень с лицом юным и старым одновременно, может, около тридцати, а может, и нет. Черты лица Гилбрина, красивые и выразительные, во множестве привлекали женские взгляды: волевой подбородок, короткий нос хорошей лепки, блестящие зеленые глаза, светлые волосы с пробором сбоку. Несколько локонов падало на лоб, а сзади они свободной волной спускались на воротник золотисто-оранжевой ветровки. Сейчас он был чисто выбрит, хотя временами любил отпускать усы.

Ослепительно алая футболка и голубые джинсы довершали наряд. Кроссовки были ярко-оранжевыми. Гилбрин был не из тех, кому нравится проскользнуть незамеченным, если обстоятельства позволяли.