Алексей Бобл - Падение небес

— Сто — слишком много. Катрану говорил «сто», потому что он разбойник, с ним по-честному нельзя, а вам обещаю справедливую плату.

— А не брешешь? — Тим бодрился из последних сил.

— Шакалы брешут, Илай правду говорит.

— Илай, значит, — повторил Туран. — Хорошо, расскажешь по дороге о своем деле. Здесь все равно оставаться незачем. Если что стоящее у тебя, мы возьмемся.

На площади возле сендеров толпились родственники и подручные Фишки. Когда Туран со спутниками вышли из дома и направились к «Панчу», толпа расступилась — люди подались в стороны, чтобы поглядеть. Посередине остался Натаниэль с топором в руках. По лезвию стекала кровь. Старик, кряхтя, разогнул поясницу и приложил ладонь ко лбу, разглядывая Илая.

— А это кто с вами? Не один ли из бандитов?

— В плену у Коськи был, мы освободили. Будем говорить, спасли от верной смерти.

Спасенный пленник Фишку не интересовал. Он тут же отвернулся и ткнул окровавленным топором в сторону Дениса, тот попятился.

— Голову с собой заберем, понял? — прохрипел Натаниэль. — Над воротами повешу. Там, где жестяной бензовоз, только чуть повыше.

Илай забрался в «Панч» и тихонько уселся за водительским сиденьем. Грузовик тронулся, площадь осталась позади. Туран вывел «Панч» из лабиринта развалин, перед ними расстилалась Пустошь. Илай принялся монотонно рассказывать:

— Я еду в Киевский Храм с поручением от Владыки Баграта. Везу письмо важному человеку. Человек тот вестей очень ждет, а птиц почтовых у Владыки не осталось, он меня послал. За такие вести награда будет, так мне самим Владыкой Багратом сказано. Я пристал к торговому каравану, думал, довезут безопасно. Но налетела банда, и…

— Понятно, — бросил Туран. — Мы едем в Киев.

— А… — начал было Белорус, потом почесал рубец на скуле и промолчал.

Когда проезжали мимо молодой липты, пробившейся среди каменной россыпи, Илай попросил остановить и дать ему нож.

Он вылез из самохода и направился к дереву. Опустился на колени среди выпиравших из земли камней, поклонился — просил у дерева прощения за предстоящий ущерб. Сделал надрез на коре, дождался, пока стечет капля смолы, и замазал трещину на стекле очков.

Белорус, наблюдая за поведением странного спутника, только головой покачал:

— Смотри, какой дед. Вроде дикий совсем, а как заговорит — так вроде ничего, очень даже ого-го! А ты почему согласился-то с ним в Киев ехать?

— Ты же сам хотел.

— Я? С чего ты взял?!

— Жаловался мне: измельчал человек, нет подвигов, нет добычи… Нечего Знатоку рассказать. Ну так вот тебе случай. Владыка Баграт, Киев, важный человек… и золото. Мы и впрямь давно не получали стоящих заказов.

Небрежно сжимая руль, Альбинос разглядывал пустынные земли, через которые ехал сендер. Пологие холмы чередовались с каменистыми пустошами, тут и там торчали обглоданные временем руины. В сглаженных песком и ветром очертаниях стен четкие прямоугольники окон смотрелись чужеродно. Ветер налетал из-за холмов порывами, шевелил длинные волосы Альбиноса. Он отбрасывал черные пряди и размышлял.

— Значит, я еду в Киев покупать себе машину, — сказал он и покосился на Разина.

Тот морщился, сжимая виски ладонями — второй день пытался наладить общение с Голосом, то есть с «Квазиразумным оружием Технотьмы „Сингулятор-Х121“», которое было закреплено на его левой руке. Дело не очень-то ладилось.

— Разин!

— М-м?

— Я говорю: я еду в Киев покупать сендер. И еще хочу узнать о себе. Кто я, в конце концов, такой? Почему у меня белые волосы, не такие, как у других… так что приходится их красить, чтобы не слишком выделяться? Почему оружие доминантов подчиняется мне и не слушается тебя? Ведь не слушается, верно?

Разин не ответил.

— Знаешь, я никогда не брал попутчиков, но если уж мы оказались вместе, то давай поговорим, что ли?

— Спящий режим, — буркнул Разин, выпрямился и потер глаза. — И как тебе удавалось с этой программой столковаться…

— Вот я и говорю, что-то со мной такое, я отличаюсь от других. Почему? Я еду в Киев, чтобы поискать там ответ. А ты? Что тебе в Киеве нужно?

— Я ищу доктора Губерта.

— Зачем он тебе? Из-за нападения на Арзамас?

— Губерт убил Юну Гало. Она была единственной женщиной в моей жизни, которая… Единственным близким человеком.

Альбинос кивнул.

— Я понимаю. Кто вообще такой этот Губерт? Тебя послушать, так он вертит большими делами, а я о нем впервые узнал от тебя.