– Это рабочий кабинет нашего отца. Большой ученый был.
– Он ведь биологией занимался, – вспомнил Игорь, оглядывая стены, увешанные грамотами, паспортами и сертификатами медалей и международных премий.
– Биохимией и генетикой, – поправил его Антон, усаживаясь в мягко просевшее под ним кожаное вращающееся кресло профессора Князева. – Творца всего этого. Одного из творцов, – поправил себя он.
– Чего именно, – Игорь осторожно взял с полочки над столом большую цветную фотографию в рамке и бережно стер пыль со стекла.
На него, с ничуть не потускневшего за минувшие четверть века снимка, глядела счастливая семья: довольно молодой, улыбающийся мужчина с удивительно знакомым лицом, серьезный мальчик лет восьми, чинно положивший ладони на коленки, и яростно выворачивающийся из рук отца карапуз. И очень красивая женщина, обнимающая мужчину и рассыпавшая длинные золотистые волосы по его плечу…
– Кто это? – перебил он продолжающего что-то говорить брата.
– Это? – Антон встал и взял из рук Игоря рамку. – Это мы с тобой, наши мама и папа. Я сначала хотел забрать ее с собой, но потом решил оставить все, как есть. Хочешь еще посмотреть? Тут у отца в столе целый альбомчик – мама, мы с тобой, бабушка…
– Ты что-то говорил про отца, – Князев-младший стряхнул наваждение. – Что-то там про творца.
– Я говорил, что отец был одним из тех, кто сотворил все это, – старший брат указал пальцем в потолок.
– Этот… институт?
– Нет. То, что наверху. Понимаешь, Игорь, – Антон отвел глаза и принялся выравнивать растрепанную пачку исписанной бумаги на столе. Здесь создавалось оружие. Новое, передовое.
– Но ведь не оно же разрушило город?..
– Вряд ли. Возможно, отчасти. Основные разрушения, конечно же, нанесли ядерные боеголовки, химическое оружие… Но ведь никакая радиация не способна вызвать такие чудовищные мутации в такой короткий срок. И тридцати лет не прошло, а природа изменилась до неузнаваемости…
– Но какое отношение наш папа…
– Наш папа, – мрачно улыбнулся Антон. – Разрабатывал биологическое оружие. Вирусы, способные менять ДНК животных. Такие разработки в других странах тоже велись…
– Что это значит?..
– Это значит, что папа играл в Бога. Лепил новую жизнь. И породил чудовищ.
– Ты хочешь сказать… – Игорь смотрел на брата с недоверием.
– Я хочу сказать, что именно вирусы, над созданием которых работали в этом институте, привели к тому, что мутации фауны пошли с такой сумасшедшей скоростью. Часть их разработок попытались вывезти, конвой попал под бомбы, вирусы вырвались на свободу. Потом с перелетными птицами…
– Наш отец? – перебил Игорь. – С какой стати ты решил, что это делал именно наш отец?
– Я сказал – один из творцов. Разумеется, над этим работали и другие люди. Множество людей.
– И куда они делись? Неужели спасся только папа?
– Нет, конечно. Работали тут посменно. Когда случилась Катастрофа, отец, к счастью, был не в институте. Потому и выжил.
– Я тебя не понимаю. Ты же сам говоришь: здесь электричество, пища, вода, свежий воздух. Да это место зарыто в землю глубже, чем Первомайская!
– Точно. Глубже. И тем не менее, все, кто здесь оставался – погибли. Несколько десятков человек.
– Заболели?
– Нет. Отец вел какое-то подобие дневника. Наверное, просто выплескивал на бумагу наболевшее, свои мысли, радости, страхи…
– Так что же случилось с остальными?
– Ну, папа упоминал об этом вскользь… Я понял так, что охрана института имела приказ уничтожить весь персонал в критической ситуации. Ведь следом за атомной бомбардировкой здесь вполне могли высадиться вражеские военные.
– И что? Они выполнили приказ?
– Неукоснительно. Военных… или сотрудников спецслужб – отец не уточнял – было всего несколько человек. По крайней мере – на этом этаже. И они сначала перебили всех от ученых до последнего техника. Методично, профессионально… Я видел несколько тел, до сих пор лежащих в одном из рефрижераторов. Все убиты выстрелами в затылок. Из пистолета. Скорее всего, они даже не подозревали, что их ведут на убой.
– Несколько? Ты говорил о нескольких десятках.
– Их и было несколько десятков. Зачистив персонал, палачи начали уничтожать трупы. Здесь есть свой крематорий. Вернее – большая электрическая печь. Лаборатории-то были биологическими – оставалось много отходов. Трупов. Все это нужно было надежно уничтожать. Лучше всего подходило сожжение. Но для сожжения человека много времени. А печь у них была всего одна. Ты представляешь себе людей, которые только что убили тех, кого хорошо знали, с кем общались по много раз на дню, здоровались, шутили… Тысячу рублей до получки у кого одалживали. А тут пришлось жечь их в печи, выгребать пепел и снова… По расписанию. Выполнять работу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу