Сергей Волков - Твой демон зла. Ошибка

– Так я минут десять назад велел срочно вызвать тебя. А ты, оказывается, сам пришел. Ну, это и к лучшему.

Хосы выскользнул из-за стола, своей обычной походкой охотящейся рыси прошелся по кабинету:

– Понимаешь, Сергей, обстоятельства изменились. Я обещал тебе два дня на размышление, но вынужден нарушить свое слово. Тебе придется дать ответ прямо сейчас – согласен ли ты на наше предложение или остаешься на своей старой работе.

Я посмотрел в хитрые раскосые глаза Хосы, перевел взгляд на стену за спиной шефа, где под гербом России висела старая казачья шашка в черных облупленных ножнах, и неожиданно для самого себя спросил:

– Руслан Кимович, а это… Реликвия какая-то?

Шеф сел, сцепил пальцы:

– Мой дед в 1905 году, во время русско-японской войны, был подпоручиком, командовал отрядом пластунов. Во время рейда в японский тыл они попали в засаду. Полегли почти все. Деда спас простой уссурийский казак, Никифор Ляпин. На себе нес, всю ночь. Это его шашка. Они тогда обменялись оружием – дед отдал ему свою, офицерскую, а взамен получил казачью…

В шестнадцатом году, дед тогда уже носил погоны штабс-капитана, его разжаловали в рядовые. Кто-то из паркетных генералов в ставке Николая Второго спланировал наступление. Когда был получен приказ, выяснилось – вместо того, чтобы ударить во фланг немецким частям, весь полк, в котором служил дед, должен был атаковать линии обороны немцев в лоб. За отказ положить людей под пулеметным огнем его и разжаловали… Потом много чего было… А за месяц до взятия красными Крыма он отправил бабушку с трехмесячным сыном на руках подальше от войны – в Турцию, в Стамбул, где у нас жили родственники. С ними поплыла и шашка.

Дед так и не узнал, что баржу с беженцами штормом отнесло к Тамани, и там выбросило на берег. Бабушке и моему отцу невероятно повезло – они выжили, они сумели уйти в степь, их приняли на каком-то хуторе, не выдали… Моего отца при рождении нарекли Русланом, но бабушка скрыла это, и когда в двадцать седьмом мальчик пошел в школу, для всех он был Ким, сокращенно от Коммунистического интернационала молодежи…

А дед… Он погиб в том же двадцатом году. Вместе с отрядом казаков до последнего держал заставу на подступах к Севастополю. Присяга… Для него это был не пустой звук…

И вот давно уже нет никого на свете – ни деда, ни бабушки, ни Никифора Ляпина, а шашка – вот она. Свидетельница…

Я посмотрел на Хосы, кашлянул и вытолкнул из себя:

– Я, собственно, вот и пришел… Чтобы не ждать… В общем, я согласен.

Шеф улыбнулся, потер руки, словно купец после заключения выгодной сделки:

– Я в тебе и не сомневался. Значит, так. Сегодня в десять вечера ты уезжаешь в Ленинград… тьфу ты, в Петербург, будешь учиться в самой престижной в России школе телохранителей. Учеба длиться месяц, потом экзамены. Сейчас у секретарши получишь билет, командировочные в кассе, вот тебе рекомендательное письмо к руководителю школы, мы с ним старые знакомые. Потом езжай домой, собирайся, одевайся, готовься, прощайся с женой, и вперед.

Когда поезд придет в Питер, сиди на своем месте, к тебе подойдут, встретят, поселят. Как устроишься, звони, доложись. Ну, все. Удачи тебе, всех благ. Смотри, не посрами.

Ошалелый, я вышел из кабинета Хосы, рухнул на диван в приемной, закурил, рассеянно принял из рук секретарши билет, и только тут осознал, что на месяц уезжаю из Москвы. Расстаюсь с Катей. Нет, и ведь что обидно – как будто трудно было открыть эту школу телохранителей в Москве, а?!

Поезд прибыл в «колыбель трех революций», город-герой Ленинград, ныне Санкт-Петербург, темным зимним утром. Проспал я, банально проспал… Пришлось собираться в авральном темпе, ругая себя последними словами. Особенно доставала неумытость. Вот нет что бы встать пораньше, по-человечески умыться, пока еще был открыт туалет… Наконец, приведя себя в порядок, я уселся на полке в ожидании встречающих, обещанных Хосы.

Мимо открытой дверцы купе проходили спешащие на выход пассажиры, вялые и помятые после сна. За грязноватым окном в оранжевом свете фонарей по перрону туда-сюда сновали люди, спешили зычно покрикивающие: «Поберегись!» носильщики со своими каталками, ковыляли продающие всякие пива-воды бабульки, а низкое ночное небо посыпало все это мелким колючим снежком.

Попутчик, пожилой командировочный экономист, всю дорогу угощавший меня домашними плюшками, распрощавшись, ушел. Я сидел один, бездумно вертя в пальцах ключи с брелком.