Сергей Волков - Пасынок судьбы. Искатели

Решетчатое окно мансарды, занавешенное плотными темно красными шторами, тоже выглядело явно не жилым. Не дымилась труба, на подернутой инеем дорожки, огибающей дом и ведущей на задний двор – ни одного свежего следа. Пусто. Дом необитаем.

Я сказал об этом Борису, он сердито засопел, но промолчал, очевидно, понимая, что я прав – если Судаков и был здесь после убийства Леднева, то недолго, либо…

Либо он затаился внутри!

Мы провели на чердаке весь день. Корьёво, просматриваемое сверху, жило своей обычной жизнью. Утром потянулись к колонке бабки с флягами на каталках. Было их немного – три или четыре, они о чем-то неспешно посудачили, стоя в очереди, и разошлись по одной к своим покосившимся домам. Мужик, встретивший нас ночью с собакой и ружьем, выехал из своего двора на круто тюнингованном «Уазике», и укатил куда-то по грязному, раскисшему проселку. День тянулся и тянулся, а дом Профессора стоял, по-прежнему безмолвный…

Борис, чья кипучая натура не выносила безделья, где-то к обеду предложил дежурить на чердаке по очереди – два часа один, два часа другой. Я согласился, мы потянули спички, кому первому вести наблюдение, выпало, что мне, и довольный искатель отправился вниз, развлекать хозяйку.

Оставшись в одиночестве, я уселся поудобнее на каком-то ящике, и устремил свой взгляд в даль, на подернутые сизой дымкой леса, на уходящую к ним глинистую дорогу, на облетевшие перелески – дом Профессора никуда не денется, а когда я еще увижу такую красоту?

Время шло. Шуршали в опилках мыши, под самым коньком, там, где сходятся стрехи, я заметил несколько черных, кожистых фунтиков – завернувшись в крылья, висели кверху ногами впавшие в зимнюю спячку летучие мыши…

Борис сменил меня, сытый и довольный – Лена сварила отменный борщ, и искатель уже снял пробу.

– Иди, обедай! – подмигнул мне Борис.

– Борь, яснее ясного, что Судакова тут нет! – сказал я, вставая.

– Да я понимаю… Но должны же были мы попробовать? Давай так – сегодня донаблюдаем, переночуем, а завтра утречком двинем домой. Идет?

Я кивнул:

– Договорились!

Борщ в самом деле удался. Я съел две полные миски, Лена за компанию посидела со мной, мы поговорили о том, о сем, а за едой и разговорами я украдкой рассматривал картины, висевшие на стенах.

Простые, мастерски выполненные пейзажи, портреты каких-то старушек в цветастых платках, натюрморты – Лена, несомненно, была талантливым художником, ее картины дышали, создавали настроение, заставляли думать, в отличии от дорогой арбатской мазни…

В положенный срок я сменил Бориса. Все было тихо, никто не появлялся у запертого дома. Вечерело. В дома корьёвцев зажигались первые огоньки. Около шести стало совсем темно, и все вокруг утонуло в непроницаемом мраке.

Я спустился в дом. Лена рисовала, водя углем по листу картона. Борис читал какую-то книгу. С моим приходом все оживились, хозяйка поставила чайник, и мы сели к столу.

Случайно познакомившись, мы с Борисом чувствовали себя у художницы, как дома – у хороших людей всегда хорошо. За чем зашел разговор о деревенской жизни.

– Не знаю, как тут местные живут! – пожала плечами Лена, подливая мне чаю: – Земля вокруг – сплошная глина, картошка вызревает мелкая, как горох. Сыро, кругом леса… Ну, пчел разводят, в Гришино племзавод есть – коровы, быки… А так – пьют в основном, да морды бьют друг другу по пьянке… Я-то ладно, делом вроде занимаюсь, от земли не завишу, а они… Бабушек больше всего жалко! Война в этих краях всех мужиков выкосила, так они и доживают свой век, по сорок лет вдовствуя. Ладно, если совхоз дров подкинет, с комбикормом, с мукой поможет. Тут каждую осень и весну похороны за похоронами – вымирают деревни, молодежи мало, да и та в города уезжает. Скоро тут совсем не останется людей, и сделается вокруг сплошное глухоманье…

От грустных разговоров загрустили и мы – эх, Россия, когда же ты поднимешься, расцветешь? Лена заметила наше настроение:

– Ой, ребята! Расстроила я вас! А хотите самогоночки? Я сама не пью, но варю, скорее из интереса – тут баба Груша жила, весной на погост отвезли, так она великая искусница была, ну, и поделилась со мною кое-какими секретами. Сейчас я принесу!

Лена легко, как девчонка, выскочила в сени, и вскоре вернулась, прижимая к себе несколько разнокалиберных бутылей, заткнутых свернутыми берестяными пробками.

Стерев пыль, художница выставила батарею на стол. Я самогон последний раз пил еще в армии, и хорошо помнил резкий, сивушный запах и раскалывающуюся на следующий день голову, поэтому к предложению хозяйки отнесся без особого энтузиазма. Борис же, напротив, оживился – оказалось, что его сестра тоже готовит самогон – «для себя», и Борис знает толк в первачах.