Дмитрий Матяш - Выход 493

Наступила пауза. Стахов хлебал свой чай, а Андрей в уме материл себя за то, что из множества вопросов, что одолевали его почти всю сознательную жизнь, он не может вспомнить ничего достойного. О чем же спросить? Об Укрытии? Что именно? Ворошить историю? Так наслышан вроде бы. Слухов предостаточно, причем в желании приврать многие рассказчики преуспевали настолько, что иногда невозможно было отделить правду от выдумки. Так о чем же спросить? Может, о нем самом, о Стахове? Да, есть несколько интересных моментов, но спрашивать о них сразу в лоб как-то тупо. О других сталкерах? О ком, например? О Крысолове?

Черт, как же он мог забыть — о Юлии!

Но едва Андрей открыл рот, чтобы поинтересоваться личностью поразившей его девушки, как эту мысль решительно смела другая.

— Илья Никитич, а вы отца моего знали? Юрий Иванович Чекан его звали.

— Чекан? — Лоб Стахова рассек глубокий вертикальный ров. — Так ты сын Юры Чеки?

— Да… — пожал плечами Андрей.

— Занятно. — Стахов отставил осушенную кружку, заглянул молодому бойцу в глаза, пытаясь, наверное, отыскать общие черты с давно пропавшим биологом, удивленно хмыкнул. — Так ты, стало быть, Чека-младший? Занятно, занятно. Вот уж не думал, что повстречаю его потомка столько лет спустя.

— Так знали?

— Знали, — вздохнул Стахов и, пошарив в кармане штанов, вынул другой сверток, в котором хранилась махорка, — отчего же не знать? Не вплотную сотрудничали, конечно, профили, сам понимаешь, у нас разные: я на заставе, он — в лаборатории. Но общаться приходилось, и стрелять в тире его я учил. Бездарный из него был стрелок, скажу тебе. — Стахов улыбнулся, Андрею показалось, что эта улыбка хоть и длилась жалкую долю секунды, но все же была непритворной, искренней. — Мог три рожка высадить, и все мимо. Меткости в глазу, как и у Бешеного, — ноль. А вот человек был душевный, умный, пообщаться можно было.

— А о том, что с ним случилось, вы что-нибудь знаете?

Некоторое время Илья Никитич сосредоточенно мастерил себе самокрутку. Андрей даже успел подумать, что тот не расслышал вопрос, и хотел было уже его повторить, как Стахов, проделав снова фокус с поджиганием спички от воротника, раскурил самокрутку и сказал:

— Поверь мне, парень, не больше, чем ты. Гребешков, тот сталкер, что сопровождал группу твоего отца, пробыл больше недели на поверхности. Он вернулся практически без одежды, обгоревший весь, израненный. Голова раздута, — Илья Никитич выставил руки, будто держа в них невидимый огромный мяч, — что твой глобус, череп просмотреть насквозь можно, мозги — как мутная вода. Что он мог рассказать? Не укрылись от солнца, все умерли, он один выжил. Вот и все, о чем мы узнали перед тем, как он скончался на заставе. Поисковых групп никто не высылал, к тому же, пойми правильно, куда высылать, в каком направлении? В общем, давно это было. Сколько ж лет уже прошло?

— Двенадцать, — твердо ответил Андрей.

— Двенадцать, — задумчиво повторил Стахов. — Твой отец был славным парнем, и это самое главное. Мне он лично как человек нравился, а тебя, не сомневайся, больше жизни любил. Да вся биолаборатория тебя тогда на руках носила — одного из первых младенцев, родившихся без патологий. Но что случилось, то случилось. Твой отец был слишком предан работе, она его и погубила. Много людей, Андрей, вышли на поверхность и не вернулись. Слишком много.

— Знаю, — рассеянно сказал Андрей, свесив голову. — Я его и не помню совсем. Мать лишь иногда расскажет что-то, а фотографий так и вовсе никаких не сохранилось. Был отец, и как будто и не было его никогда.

— Мои родители были членами Военного совета, — вдруг сказал Стахов, выпустив дым через ноздри. — Полгода уже как в Укрытии жили, мне было тогда десять лет. Творилось в Укрытии черт-те что! Повстанческие движения, бунты, а свободный доступ к оружию делал свое дело. Стреляли, как в тридцатых годах. Там, в зале Совета, где проводятся совещания, краска уже в двадцать слоев, наверное, нанесена, а пятна крови все равно проглядывают. Хотя уже три десятилетия прошло.

— Ваших родителей убили?

— Знаешь, кого называли толпой? — задал встречный вопрос Стахов.

— Знаю, — кивнул Андрей, — это те, кто вначале попал в Укрытие незапланированно.

— Да, тогда вместо шести тысяч человек в него натолкалось почти восемнадцать. Случайные граждане, оказавшиеся в нужное время и в нужном месте. Это было неуправляемое стадо, озверевшее, полное отчаяния. Попав в Укрытие, они убивали всех без разбору, начиная с тучных олигархов, вырезая их целыми семьями, и заканчивая мелкими политиками, выкупившими так называемые докторские квартиры для своих огромных семей.