Аллан Коул: Вихрь

Да и вообще, сейчас Стэн был не в настроении флиртовать. Почему? Он попытался ответить самому себе на этот вопрос, одновременно стараясь оценить необычный напиток. Какое странное сочетание... Ему уже доводилось пробовать скисший и шипучий виноградный сок, хотя и не такой сухой. Другой напиток – ирландский портер? – делал вкус острым и каким-то особенно непривычным. Стэн решил, что прежде, чем покинуть Прайм, обязательно изучит этот напиток как следует.

Он сделал несколько шагов назад – так что его плечи коснулись стены (со старыми привычками тяжело расставаться), и внимательно оглядел чудовищно громадный зал.

Замок Арундель с триумфом вознесся над своими собственными руинами. Он был построен на центральной столичной планете Прайм-Уорлд как грандиозное жилое строение для Императора и был уничтожен таанскими ядерными ракетами в самом начале войны, которую таанцы развязали, как это у них принято, без всякого предупреждения. Во время войны, охватившей всю Империю, Арундель лежал в руинах, а Император перенес свой штаб в огромный запутанный лабиринт под развалинами.

Когда Императора убили, убийцы оставили дворец в качестве памятника. Но как только Император вернулся, Арундель восстановили, и теперь он стал еще изысканнее и великолепнее, чем прежде.

Стэн находился в одном из вестибюлей замка – что-то вроде зала ожидания. Только этот зал был таких размеров, что вполне мог бы послужить ангаром для эскадренного миноносца.

Помещение было до отказа набито жирными толстосумами – военными и гражданскими, гуманоидами и негуманоидами. Стэн еще раз бросил взгляд в зеркало и поморщился. "Жирные толстосумы" – очень точное определение.

"Ты выполнил приказ Императора, теперь пришла пора снова подумать о том, в какой ужасной физической форме ты находишься. Орденская лента, украшенная самыми разнообразными наградами, которой ты только что так восхищался, на самом деле подчеркивает твое брюшко. Согласен, еще совсем небольшое... но оно все-таки есть, разве нет? А благодаря высокому воротничку ты заполучил дополнительный подбородок. Перестань обманывать самого себя, воротничок тут совершенно ни при чем... Пропади ты пропадом! – сказал Стэн своему собеседнику, спрятавшемуся где-то в глубинах его сознания. – Сейчас я счастлив. Я доволен собой, целым миром и тем, где в данный момент нахожусь".

И все же он бросил еще один, уже третий, взгляд в зеркало, возвращаясь к тем мыслям, которые занимали его, когда подошла та роскошная красотка.

"Проклятье. Никак не могу привыкнуть к этому костюму дипломата. Лучше бы было принято носить какую-нибудь форму или штатскую одежду, а вместо этого старомодная рубашка, пиджак с длинными фалдами, которые достают почти до щиколоток, штаны, кончающиеся ровно там, где начинаются начищенные до блеска ботинки... нормальному человеку невозможно привыкнуть!"

Он подумал, что сказал бы Стэн из прошлого – тот несчастный, затравленный сирота с одного из рабских миров, который умел ловко управляться с ножом и которому так несказанно повезло в жизни – если бы смог заглянуть в зеркало и увидеть себя будущего? О чем подумал бы тот, молодой Стэн, узнав, что смотрит на себя, только через много лет?

Годы? Их прошло гораздо больше, чем Стэну хотелось бы.

"Какие странные мысли. Особенно здесь, в этом месте. Ведь ты ждешь, когда сам Вечный Император окажет тебе честь и вручит одну из высших наград за верную службу. Да. Что подумал бы молодой Стэн? И что сказал бы?"

Стэн ухмыльнулся. Может быть, если не считать: "Почему, черт подери, ты не пошел за этой... за Черным Бархатом?" – он только фыркнул бы с облегчением – и больше ничего. Вот так-то. Главное – мы живы.

Не отдавая себе отчета, Стэн погладил правой рукой гладкую шелковую ткань своего костюма. Под ней – под усыпанным бриллиантами рукавом – был нож. Прямо в руке. Стэн создал его – вырастил, а потом "обработал" на биофабрике, еще когда был простым рабочим на Вулкане. Этот нож стал первой вещью, которая ему принадлежала, был только его собственностью – крошечная стрелка с двойным лезвием, которая подходила только к его руке. Настолько острый, что мог без всякого усилия со стороны Стэна разрезать алмаз на две половинки. Другого такого не было ни у кого – только человек, с бесконечным стремлением к разрушению, каким был тогда Стэн, мог создать столь опасное оружие. Нож держался на месте при помощи хирургически сдвинутой в нужную сторону мышцы.