Алексей Махров - Эпицентр Тьмы

— Что за Федор Иванович? Тоже из пионеров?

— Бери выше, майор! — довольно рассмеялся Никольский и вышел, чтобы отдать необходимые распоряжения.

— Это у нас начальником артиллерии мужик один служит! — пояснил Постников. — Ох, и боевой старик!

— Подожди-ка, — внезапно вмешивается в наш разговор вернувшийся Никольский. — Вы вот сейчас Псков вспомнили, Выру… А там и Тарту рядом… Леня, а тебе разве фамилия Волков ни о чем не говорит?

— Елки, ну точно! — хлопает ладонями по столу Постников. — Неужели и там ты отметился? Это ведь ты Тарту спалил?

— Я! — признаюсь. Ну куда деваться от мрачной славы. Чуть ли не всемирной, как выясняется.

— Огромное тебе человеческое спасибо! — Леонид неловко сгребает меня в охапку. — И от меня и от жены. Ее ты как раз в Тарту и освободил. Ей тогда всего четырнадцать лет было. Ну, что хошь проси — все для тебя сделаю!

— Самолет дашь? — в шутку спрашиваю я.

— Да хоть и самолет! — неожиданно серьезно отвечает Постников. — Как, Петр Сергеевич, дадим русскому герою самолет?

— Дадим! — тоже очень серьезно сказал Никольский. — Если дело важное, то почему не дать?

— У вас и авиация есть? — охаю я.

— Ест, в калхозэ всо ест! — с нарочитым акцентом, явно пародируя кого-то, улыбаясь говорит Петр Сергеевич.

Тут я вспоминаю про наемников со «Стингерами» и честно предупреждаю колхозников об угрозе их авиации с земли. Сообщение о том, что банде эстонского барона поручили сбить вертолет следопытов, Никольский выслушал, мрачно сжав губы. Вся наносная веселость немедленно с него слетела.

— Вот так, значит… Хотели сбить над нашей территорией, сволочи! Чтобы на нас подумали! Дело в том, что до недавнего времени у нас с тверичами нейтралитет был, а сейчас мы решили союзниками стать. Вот и договорились о переговорах на высшем уровне. К нам должен был один из руководителей следопытов прилететь. И как только скандинавы об этом узнали?

— Разведка хорошо работает, и предатели, к сожалению, до сих пор находятся! — сказал я. — И еще… я уверен — разгромленная нами банда была не единственной!

— Ну, это-то как раз понятно — подстраховка… — согласился Никольский. — Ладно, спасибо за предупреждение — разберемся!

Тут в избу бодрым строевым шагом вошел старик лет под семьдесят. С очень загорелым лицом, на котором белыми черточками выделяются морщины. Четкий, нерасплывшийся овал лица обрамляет коротко подстриженная седая бородка. В целом мужчина напоминает Хемингуэя, которого я видел на портрете в детском клубе Галича.

— Здравия желаю, товарищи! — с порога рубанул старик. — Звал, старшой?

— Звал, Иваныч! — поднялся ему навстречу Никольский. Постников последовал его примеру. Мы с Панкратовыми тоже привстали — столько было в этом старике уверенной мощи. Как у генералиссимуса на покое. — Вот, знакомься — Борис Волков, майор Красной Армии, Палач Тарту!

— Ух, ты! Давно мечтал, сынок, с тобой встретиться! — старик шагнул ко мне и крепко пожал мне руку. Ладонь у него была сухой и жесткой, без всяких следов старческой пигментации. — Литвяк Федор Иванович. Персональный пенсионер союзного значения.

И дед разражается звучным хохотом. Я в недоумении, Никольский и Постников вежливо улыбаются. Это у них, наверное, какая-то местная шутка, посторонним непонятная.

— А еще Федор Иванович у нас первоколхозник и боевой соратник вашего Деда Афгана! — добавляет Петр Сергеевич.

— Так все же Красная Армия — союзница Пионерии? Или даже находится у нее в прямом подчинении? — поворачивается к Никольскому Литвяк. — Здорово это Евгень Ваныч придумал! Маладца!

Я пожимаю плечами. Не объяснить же, что Дед Афган не имеет никакого отношения к созданию Красной Армии, так как умер задолго до этого. Вместо слов я жестом предлагаю старику сесть за стол. Не каждый день видишь человека, который воевал вместе с твоим кумиром!

— Федор Иванович! А вы с Дедом Аф… с Евгением Ивановичем Остапенко как познакомились?

— Так я в его роте служил, когда мы за Речкой кувыркались! — грохочет старик — Когда же это было? Ну, как в нашем полку командиром подполкана Долича поставили, так и я в Афган попал. Как сейчас помню — в триста девяносто пятый мотострелковый полк двести первой мотострелковой дивизии. А было это, стало быть, в восемьдесят пятом. — Литвяк внезапно замолкает и недоуменно смотрит на Никольского. Петр Сергеевич понимает взгляд без слов — достает из кармана плоскую фляжку и наливает в чистую кружку что-то прозрачное. Федор Иванович немедленно хватает кружку, шумно выдыхает, выпивает залпом, занюхивает ломтем деревенского хлеба и начинает сочно хрустеть квашеной капустой.