Кулак Петрович И Ада - Циклическая ошибка

- Это мне вшили лицевые мускулы. Странная и неудобная штука, не вполне понимаю, зачем они вам. Чтобы врать или демонстрировать дружелюбие, слов же достаточно.

Аня в прострации кивнула. Не объяснять же было Грише, что в некоторых ситуациях люди улыбаются не с какой-то целью, а просто потому, что им весело или хорошо. Функцию юмора Гриша, с некоторыми поправками, освоил самостоятельно - во всяком случае, понимал, что это. Но вот разницы между "хорошо" и "нормально" он не мог видеть никак. Это была последняя вещь, знание которой следовало вкладывать в голову существа, если предполагалось, что им будут управлять.

- В общем, не самая полезная модификация. Но я подумал, что это гораздо быстрее, чем каждый раз говорить "внимание, ирония", так что можно счесть ее целесообразной, - пояснил Гриша, снова серьезный. - Тебя действительно устраивает такая концентрация запаха рыбы в воздухе или перейдем в более проветриваемое место?

По правде говоря, Санкт-Петербург в глазах Ани всегда представлял собою более чем странное зрелище. В отличие от Москвы, где, кроме Кремля, десятка соборов да домиков конца позапрошлого столетия, которые были буквально на пересчет, ничего исторического в центре не сохранилось, сердце Петербурга напоминало место, каким-то образом провалившееся назад во времени, тогда как окраины жили в обычном его течении, безо всяких сбоев. Аня даже представить себе не могла, какую принципиальность пришлось проявить городской администрации, но факт оставался фактом: в центре города на Неве так и не возвели ни одного здания, превышавшего по высоте шпиль Петропавловского собора. Зато на окраинах - очень условных, учитывая, что Питер тоже разросся в конгломерат на манер Москвы, прихватив и Царское село, и Павловск, и Кронштадт - в обычно серое небо взмывали башни, как минимум, столичным не уступавшие. Таким образом, сердце Петербурга словно оказалось в кольце из стеклянных стен, ну вылитый Изумрудный город, правда, скорее в сине-сером исполнении. Аня эту землю остановленного времени не то чтобы любила, но признавала за ней некое своеобразие и стиль, которого большинство других городов, ставших одинаково стеклянными и неоновыми, были начисто лишены.

Нева - мрачно-величественная, темно-серая даже в погожий вечер, когда небеса были голубыми - неторопливо несла свои холодные воды к еще более холодному морю. И это зрелище как нельзя лучше гармонировало с тем, что неторопливо рассказывал Гриша, опершийся на гранитный парапет и тоже отдыхавший взглядом на серой глади, иногда рассекаемой туристическими катерами.

О своем прошлом он не знал ничего, за неимением такового. "Прошлым" обладали люди, а у машин в лучшем случае была некоторая сумма эмпирического опыта, которую они при большом старании могли подогнать под заложенные директивы и догмы. Если же теория не сходилась с практикой, тем хуже было для практики. На этом, собственно, осмысление "прошлого" для них и заканчивалось. Нет, андроиды - Гриша не знал про остальных ровно ничего и говорил только за себя - были способны проанализировать ситуацию постфактум, сделать выводы, извлечь какие-то уроки на будущее, но только в рамках их основного назначения. К тому же, их хорошо программировали перед выпуском на рынок, тщательно и в несколько этапов, отлаживая ошибки и используя лучшие технологии. Телохранитель-человек приобретал опыт с годами, накапливал впечатления, узнавал, когда стрелять и как оптимально прикрывать объект, мог обзавестись интуицией, а Гриша, изначально, безусловно превосходивший человека в профессиональном плане, тоже мог кое-чему подучиться, но, в целом, не прыгнул бы выше головы, то есть первично заданной программы поведения. И, конечно, никогда не обрел бы интуиции: происхождение от вычислительных машин мстило за себя. Он обрабатывал данные в разы быстрее, чем человек, но, сталкиваясь с их избыточностью в быстро меняющейся ситуации, никаким "наитием", конечно, воспользоваться не мог. Там, где человек ориентировался бы на "приблизительно" и уж тем более на "авось", Гриша бы продолжил высчитывать оптимальный вариант и, как следствие, имел шансы проиграть в скорости. Благо, как он пошутил, у него всегда была идеальная стратегия "упасть на объект и подумать".

Психомодуль, за который так волновалась Аня, насколько он сам это понимал, не содержал зачатков характера или тем более "души". Умением подлаживаться под человека и подражать определенному типу темперамента, в конце концов, обладали и модели, такого модуля не имеющие. И, как занудно сообщил Гриша, поднимать стоимость и без того дорогой продукции на пятнадцать процентов только ради имитации личности, никакой практической пользы не несущей, было нецелесообразно. Скорее данный модуль позволял немного расширить рамки, в пределах которых андроид мог анализировать и применять накопленный опыт. Не очень, конечно, широко, но для выводов в неспециализированных областях порой хватало. Иными словами, Гриша не понял бы всей тонкости интриг, используемых кандидатами в партийной борьбе, но мог бы точно сказать, что идея подкинуть наркотики ребенку соперника не вписывается в понятия "честной игры", хотя по-прежнему не смыслил бы в политике.