Вадим Панов - Крест толкователей

Над раковиной мылил руки дежурный хирург в маске. Развернувшись вполоборота, он сказал Ракитину через плечо:

— Ну что, Глеб Андреич, опять к нам?

Ракитин повел плечами.

— Опять… — ответил он. — Сам видишь, какой повод…

Хирург встряхнул руками, потом принялся насухо вытирать их полотенцем.

— А просто позвонить? Или заскочить? Вовсе без повода? Недосуг, или как?

Ракитин не отвечал.

Дежурный хирург подошел к столу и нажал ногой несколько раз на какую-то лапку. Стол толчками стал менять положение — до тех пор, пока не поднялся на уровень груди.

Хирург принялся натягивать на руки перчатки.

— Ложись-ка на живот.

Ракитин послушно повернулся и лег ничком. Медсестра повернула лампу, направляя свет. Спина Ракитина и руки его оказались покрыты многочисленными шрамами.

Взяв в руки шприц. Хирург стал рассказывать, как в анатомическом театре, орудуя шприцем вместо указки:

— Смотри-ка сюда, Люда. Вот идет след от ожога. Видно, не обошлось без пересадки… Заметила, какая площадь? Видишь, даже такое бывает. Вот тут и тут, — не знаю, лично не участвовал. А вот это, — сказал хирург не без гордости и упер палец свободной руки в спину Ракитина с такой силой, что тот вздрогнул, — моя дырка! Думал, не вытяну. Все, конец. Вся бригада три с половиной часа пыхтела, представляешь?

Ракитин лег на щеку.

— Слушай, а побыстрее там нельзя? — Сказал он, не поднимая головы. — Домой мне пора. Поздно уже.

Хирург поднял шприц и выпустил из него излишек препарата в пространство.

— А ну-ка лицом вниз! — рявкнул он. — Вниз, я сказал!

Ракитин подчинился.

— Домой я тебя, Глеб Андреич, — усмехнулся хирург и продолжил уже спокойнее, — все равно не отпущу. Тут переночуешь. В четвертой место есть. Там мужик лежит один, прораб. Нога у него перебита.

Он примерился и аккуратно пронзил иглою кожу Ракитина.

Труп дезертира лежал на одной из тележек. Выглядел он достаточно опрятным, и следов крови на его одежде практически не было. Вторая тележка стояла у приемного окна, к которому вплотную была подогнана машина. Сабуров и водитель, кряхтя, перегружали на нее Лунина. Куртка лейтенанта была изорвана штыком, пробита пулями и обильно пропитана кровью. Медсестра, не обращая на мужчин никакого внимания, заполняла на столике какой-то бланк.

Нога Лунина, зацепившись каблуком, никак не проходила в проем. Сабуров тянул на себя, водитель, пыхтя, пытался ему помочь. Он хитро посматривал в сторону судмедэксперта, на лбу которого вздувались крупные жилы.

— Михалыч, слышь? — вдруг спросил водитель.

— Что тебе? — переспросил Сабуров.

— ЦСКА-то как вчера лажанулись. Смотрел?

Сабуров бросил на него хмурый взгляд.

— Да лучше бы не смотрел…

Водителю, наконец, удалось обнаружить причину тщетности их усилий. Он присмотрелся, отцепил застрявший каблук Лунина, и лейтенант без задержки вошел в проем.

— Кони они и есть кони! — сказал водитель с нескрываемой радостью. — По мячу попасть не могут. Золото им подавай, ишь ты! Во дворах, видно, еще не наигрались…

Сабуров вдруг в сердцах отпустил труп. Голова Лунина при этом громко ударилась затылком о металлическую перекладину тележки. Медсестра вздрогнула и посмотрела на Сабурова сквозь очки.

Сабуров сказал, едва сдерживая ярость:

— Слушай, ты не зли меня, а? Подписывай документы и катись-ка отсюда. Рожа ты спартаковская.

По длинному коридору, обгоняя собственные тени и тут же вновь отставая от них, двигались Сабуров и медсестра. Каждый из них толкал перед собою по тележке. На тележке Сабурова лежал Лунин. Медсестра управлялась с трупом дезертира. У двери морга они разом затормозили. Сабуров оставил свою тележку, вышел вперед нее, достал из кармана халата ключ и открыл им дверь.

Тоже по коридору, но уже в лечебном корпусе, дежурный хирург катил кресло, в котором сидел Глеб Ракитин. Теперь на следователе военной прокуратуры была больничная пижама и шлепанцы. Затылок его украшала повязка, держащаяся на тесемках, связанных под подбородком. Медсестра Люда шла рядом.

Налегая на кресло, хирург спросил:

— Голова кружится?

— Кружится.

— Тошнит?

— Да есть немного, — согласился Ракитин.

— Ничего, Глеб. Ночку тут передохнешь. А с утра тебе лучше будет. Вообще-то, четыре шва — для тебя это сущий пустяк. Царапина.

Возле одной из палат тележка остановилась. Медсестра забежала вперед и открыла одну из дверей. Она вошла внутрь первой и тут же включила свет.