- Последние боевые операции дорого обходились ордену, и сегодняшний день не стал исключением. Имена наших почитаемых мертвых никогда не будут забыты, да пребудут они во славе Императора. Но их потеря означает, что Пятая рота нуждается в командирах отделений.
Он сделал паузу, наклонившись поближе к десантнику.
- Брат Арамус, я собираюсь остановить свой выбор на тебе. Арамус вытянулся в струнку.
- Если эта обязанность выпадет мне, сэр, то я надеюсь лишь оказаться достойным такой чести, брат-капитан.
Тул на секунду задумался, и приподнял уголки губ в мрачной улыбке. Он вытянул руку, и похлопал по знакам покаяния, которые Арамус, как и все все боевые братья Пятой роты, носил на своих доспехах.
- Ты уже несешь тяжкое бремя в качестве члена "Обреченных", брат Арамус. Командование лишь слегка увеличит эту ношу. Честь заключается не в этом. Верь в орден, в Императора, в свои собственные силы, и твоя жизнь - и смерть - обретут цель. Арамус кивнул, и брат-капитан повернулся к остальным десантникам, все еще прикрывавшим "Громовой Ястреб" от возможного нападения, бдительно следя за окрестными лесами в поисках вероятных угроз.
- Кровавые Вороны! Загружаемся. Я не хочу задерживаться на этом забытом Императором мире ни на секунду дольше, чем это необходимо.
Арамус и Гордиан заняли свои места в транспортном отсеке «Громового Ястреба» и, когда пробудились к жизни мощные двигатели, приготовились к перегрузкам, вызванным взлетом и выходом из атмосферы.
- Апотекарий, - тихим голосом произнес Арамус.
Его взгляд был устремлен на нартециум в руках Гордиана.
- Да, брат Арамус? - ответил Гордиан, подняв глаза и встретившись с ним взглядом.
- Наши павшие братья... - начал было космодесантник, но остановился, не в силах облечь свои чувства в слова. - Сегодня мы потеряли больше братьев, чем когда-либо... Так что, если ты чувствуешь себя.
- Я должен быть обременен тем, что, когда жизнь и служение наших братьев заканчивается, они попадают ко мне, дабы я забрал то, что, в сущности, является искрой жизни из их груди?
Арамус молча кивнул.
- Пожалуй, это действительно тяжело, - сказал Гордиан после секундного раздумья, - но одновременно я горд этим. Прежде всего, Кредо Апотекария говорит нам: «Пока геносемя возвращается в орден, космический десантник не может умереть». В этом смысле, в сущности, моя задача - гарантировать, чтобы каждый из наших павших братьев никогда не умер.
Губы Арамуса сжались в тонкую линию.
- Но в случае брата Дурио...
Лицо Гордиана помрачнело, и он кивнул.
- В случае брата Дурио, - серьезно сказал апотекарий, - я могу лишь присоединиться к тебе и остальным, скорбящим о его уходе, и вспомнить о принесенной им жертве, когда вновь зазвучит Колокол Душ.
Он остановился, и продолжил:
- Вот почему мы должны возвращать прогеноидные железы, что бы ни случилось, - чтобы избежать подобных потерь в будущем.
Арамус потратил мгновение, обдумывая ответ апотекария, и невесело рассмеялся.
- Если так, апотекарий Гордиан, ты должен простить меня, но я сказал бы, что надеюсь никогда не оказаться под твоим редуктором.
Смех Арамуса оборвался, поскольку он не увидел ни малейшего намека на улыбку на лице Гордиана, который, вместо этого, рассматривал десантника с выражением, похожим на жалость.
Я присоединяюсь к тебе в этой надежде, брат, - сказал Гордиан, когда двигатели «Громового Ястреба» заревели, и судно оторвалось от поверхности обреченного Просперона. - Ради всего святого, пусть эта надежда живет в каждом из нас.
Солнце взошло над вздымающимися на востоке горами, и тени вытянулись на сотню километров через гонимые ветром пески пустыни. Относительная прохлада ночи все еще сохранялась в тени, подобно лужам, оставшимся после отлива, однако все, к чему прикасались солнечные лучи, мгновенно начало нагреваться. В полдень солнце обрушится на пустыню подобно раскаленному молоту, достаточно горячему, чтобы за несколько часов высосать из человека всю влагу вместе с жизнью.
У капитана Дэвиана Тула не было причин беспокоиться о жаре полуденного солнца, равно как и о холоде безлунной ночи. Даже без своей кроваво-красной силовой брони, его сверхчеловеческое тело было более чем способно выдержать куда большие крайности температуры и климата вообще. А в доспехах, которые он не снимал с тех пор, как впервые вступил на поверхность Кальдериса месяц назад, он мог пережить почти что угодно, от холода открытого космоса до жара фотосферы звезды.
Читать дальше