Дмитрий Манасыпов - Метро 2035. За ледяными облаками

«Красный красавчик» был у Хомяка жеребцом норовистым, но ходким. Из-за урезанной кормы механик в команду не входил. Один только пайлот – и все.

Сидели плотно, но не друг на друге. Трясло знатно, но то не беда. Тепло, сухо, воздух свистит в щели, выносит пары керосина и масла. А так-то единственное неудобство – именно они. Перебивают все, даже давно не стиранные онучи.

Разговоры не клеились. Совершенно. Но Пуля не жаловался. Все идет своим чередом.

Даша дремала, закутавшись в старый тулуп Хомяка.

Кот дремал вместе с ней, потихоньку забравшись под овчину почти полностью.

Уколова чиркала огрызком карандаша по карте и думала про маршрут.

Костыль нацепил маску на рожу и выпал на какое-то время… И хорошо.

Азамат забрался в корму «Красавчика» и следил за тылом.

А Хомяк тупо вел. Вольготно раскинувшись в кресле, расстегнув кожаный, на цигейке, комбинезон и почесывая клочкастую бороду. Перло перегаром, но «Красавчик» летел, как по маслу. И это – несмотря на только-только легший снег.

Настороженность не покидала. Потому Азамат и торчал в тесноватом закутке на корме. Был бы пулемет, было бы спокойнее. Но сволочное «бы» опять вносило корректировки.

Гнали с самого полудня. Старались уложиться в короткий осенне-зимний день. Пока небо даже не хмурилось, отдыхая от двух суток снежного ужаса. Здесь зима вступила в права полностью, задушив серо-золотую сестру-осень белыми цепкими объятиями. Для «Красавчика» такая нелюбовь оказалась лучше некуда.

Аэросанями машину назвать ему всегда было сложно. Машина – она и есть машина. Как пайлоты и механы умудрились приспособить старые учебные самолеты к такой эксплуатации? Нет предела человеческому гению, когда деваться некуда. Вот и весь ответ.

Залей керосина и наподдай газу. Алые, рыжие, голубые и желтые, все десять штук скоростных машин резали белое тело земли с первым снегопадом. Туда и обратно, вперед и назад, выжимая все возможное и даже больше из плюющихся маслом и паром двигателей. Только скорость, только безумие гонки, невозможной в Беду. Ох, да, именно так.

Стыдно… Но Азамату нравилось. Безумие скольжения машины, и мелькающие за стеклом деревья, и редкие живые поселения. Да, будь он другим по характеру, остался бы сразу после первого захода и знакомства с пайлотами. Предлагали остаться? Да еще бы… Но он отказался. Люди в ошейниках ему не нравились. А бороться с этим – себе дороже. Он не герой, он просто Пуля, сталкер, контрабандист и охотник на мутантов. Все.

Да уж…

Хомяк кайфовал. Придерживал штурвал одной рукой, лениво и как бы нехотя порой добавляя вторую. Лениво и по-кошачьи щелкал тумблерами и рычагами. Лениво и философски рассматривал неожиданно возникший горб, прятавший останки грузовика на пути. И, незаметно для неопытного глаза, уходил от опасности куда раньше, чем понимали пассажиры.

Пайлот – он и есть пайлот. И машина, пусть и не в небе, остается машиной. Скорость и свобода, ветер и выхлопы, крошка и снежная пыль позади… Единое целое из человека и механизма.

Иногда Азамату становилось плевать на феодальные наклонности знакомца… И хотелось, чтобы все разом изменилось. Ну, не все.

Чтобы Хомяк так и сидел за штурвалом, чтобы ровно стучал двигатель, чтобы едва заметно покачивались крылья… Чтобы за стеклом лежала небесная синь и белые хлопья облаков. И встающее солнце окрашивало небо, рассекаемое пилотом и самолетом, в персиковый цвет.

Да. Иногда ему хотелось невозможного. Даже не для себя. Для этих двоих. Живого и металлического, сроднившихся полностью и, пусть и на земле, но обретших крылья.

Азамат улыбнулся. Обернулся назад, понимая – что-то поменялось. Неуловимо и сразу.

Плоская, лишь в выпуклых шрамах курганов, степь. Бело-серое пока еще одеяло, от края до края. Черно-серо-белая нитка оставшейся трассы, убегающая в стороне вдаль. Что, что?!

Точки. Точки, выросшие у горизонта, на невысоком кургане. Точки, явственно сливающиеся сейчас со снежным полотном. И бегущие к ним. Прямые точки, высокие, на двух ногах. Бегут сюда?

Азамат обернулся.

– Хомя…

Хруст. Звон. Хрип.

– Твою мать!

Костыль оказался рядом почти прыжком. Как сумел, когда только лежал?!

Штурвал на себя, в сторону, двигая отяжелевшего Хомяка, за каким-то хреном закрепившегося толстыми ремнями по поясу.

Хомяк хрипел, шипел выходящим воздухом и плевался алыми брызгами. Да и не выйдет его скинуть…

Толстая длинная стрела не стрела – почти рыболовный гарпун – прошила насквозь стекло кабины, шею, под углом прошла через грудь, впилась в кресло, заставляя пайлота мотаться взад-вперед. И умирать.