Дмитрий Манасыпов - Метро 2035. За ледяными облаками

Женя моргнула, выпрямилась.

– Именем Новоуфимской республики! Приказываю взять руководство над операцией по проникновению на объект бывшего Министерства обороны и координацию действий по его уничтожению.

– Есть.

– Вы получите транспорт, двух сопровождаюших и ограниченное количество боеприпасов с оружием. Вы будете ждать Абдульманова в течение двух часов после его проникновения внутрь. Если он не появится, вы уходите. И не рассуждать. Координаты объекта выдам по сбору группы.

Транспорт?

Двухзвенный сочлененный вездеход «Витязь», он же ДТ-30. Вот такую машину им и выделили. Вместе с сержантом-спецом и его напарником. Зачем именно так? Потому что Уколова могла пойти с ним. А оружие Азамату они передадут перед десантированием. Именно… такие дела.

Машина шла напролом. Там, где не пройдет росомаха или хозяин болотистой топи, лось. А она перла, бросаясь вперед могучей стальной грудью, раскидывая жижу и талый снег. Ни на мгновение не задерживаясь и не буксуя. И плевать на топливо, что на вес золота. Машина создавалась для таких моментов.

Когда помощь не может прийти. А она приходит, ревя двигателями и грохоча траками гусениц. Когда вода превращает округу в сплошной пузырь зыбучего песка напополам с болотом. А она разрезает серо-зеленую дрянь толстенным тупым носом, наплевав на жадно чавкающую пасть под собой.

«Витязь». Простое гениальное доказательство человеческой живой мысли. Азамату бы орать от восторга, да только ветер, бьющий в лицо, мешал. И настроения не было. Не с чего.

Выбор? Он был, как и всегда. Только Азамат не думал о бегстве. Жизни двух девчонок, вроде бы никем ему не приходящихся, перевесили все. А если не выйдет… Саныч, неожиданно воскресший, вдруг оказался вовсе не другом. Но Азамата все равно ждали на Той стороне те, кого так любил. Так что… не проиграет при любом раскладе.

Человеческое счастье – простое, как черенок от лопаты. Счастье для двоих сложнее ракетного двигателя. И такое же взрывоопасное, даже когда мурлыкает и спит при транспортировке.

Городское утро бывших советских служащих и ныне действующих офисных сотрудников одинаково почти для всех. Закостеневшее вечернее «посидеть-потупить», не выпитая чашка чая и не приготовленный относительно полезно-правильный завтрак. Холодные рассветные машины и тряска общественного. Если повезет, трястись придется в метро.

Почему – повезет? Потому что без пробок.

Она садилась в полуспящий вагон где-то до «Победы». Всегда стоя, в аккуратных светлых перчатках. Все в ней светилось аккуратностью и светлыми оттенками. Порой накатывало, и вставал рядом. Чтобы ощутить себя подростком рядом со старшеклассницей. Когда твой нос упирается в женское плечо, это бодрит. Самооценку не меняет, но бодрит несомненно.

Стараешься хотя бы держать осанку и не сутулиться. Не с чего. Длиннота-милота носила линзы и близоруко щурилась на здоровающихся вновь заходящих. Работала ли на «Прогрессе»? Наверняка. Так много знакомых друг другу людей могли работать либо там, либо на «Авиакоре». А с ней здоровались даже натуральные работяги.

Унылый и царевна-лягушка к ее появлению всегда сидели. Унылый уныло дрожал неспящими глазами, а его соседка всегда счастливо улыбалась. За руку держала его с такой силой, что иногда, натурально, белели костяшки короткопалой пухленькой ладони. И улыбалась. Некрасивая женщина за сорок натягивала улыбкой кожу, навсегда помеченную угрями, сжимала своими пальцами его сухую жилистую руку и улыбалась. Тоже с закрытыми глазами. Всю гребаную утреннюю дорогу в три станции, проводимую с ними.

Унылый, уныло дожив с мамой до выпуска из универа или техникума, уныло перешел под другое крыло, уныло дожив почти до тридцати. Моя злость иногда заставляет обманываться, знаю. Мог обманываться и здесь. Если бы унылые глаза не втыкались в длинноту-милоту через раз и не вспыхивали воспоминаниями одухотворенных фильмов Рокко и Грей. Знала ли царевна-лягушка? А то. Потому и белели костяшки, полагаю.

Счастье для двоих – штука сложная. Длиннота-милота какать бабочками хотела на унылого. Скорее всего, из-за близорукости. Возможно, потому же не видела горящих жизнью глаз парняги чуть младше, всегда стоящего в дальнем углу. Наверняка он садился в вагон или случайно, или точно зная место и время его остановки на своей станции. Да и какая разница?