Дмитрий Абеляшев - Пастырь Вселенной

— Кричи, сука, ирни ма-а-анс тор, арзи!

Владимир понял, что концовка была подобна началу фразы, но на языке Силлура. Выразительные, золотистые глаза червя подернула поволока боли, и царица непроизвольно вскрикнула, подобно кряканью утки.

— Заглуши мотор! — крикнула Лайна Зубцову, и полковник отключил двигатель, так что с берега стали доноситься негромкие звуки, издаваемые сквирлами. Инструктор с огонечками мстительной радости в глазах провернула нож в ране, ввинтив его вглубь. Вместе с тошнотворным запахом из вспоротого тела царицы потекла, пульсируя, белесая, молочного вида жидкость. Королева сквирлов выпучила глаза и закричала пронзительно и отчаянно — в крике этом было столько осязаемой почти, невыносимой боли, что у всех троих, сидевших в катере, даже мурашки пробежали, хотя каждый из них повидал немало и к гадине этой, которую сейчас мучила Лайна, не испытывал ни малейшего сочувствия. Что уж говорить о сквирлах — от этого последнего стона те чудовища, что в нерешительности толпились на берегу, ступили в воду и пошли. Сперва они погрузились по основание своих суставчатых лап, потом поплыли. — А ведь они умеют плавать! — в изумлении воскликнула Лайна.

Володе не понравился ее тон — выходило, что она знает о космической саранче далеко не все. А лавину бронированных черных тел, рассекающих грудью воду, казалось, было не остановить — они не только успешно преодолевали водную преграду, но и делали это умело и стремительно, словно это и не сквирлы были, а какие-то крокодилы. Это сравнение напрашивалось первым — твари плыли, вытянув шеи, так что морда их была наполовину утоплена в воду, а узкие черные гребни спин, выступавшие наружу, также могли бы сойти за спины исполинских рептилий, вот только хвостов не было видно.

— Кричи, стерва, дрянь, кричи! — прошептала Лайка бледными, бескровными губами и режущим движением вспорола покровы царицы на ладонь в длину.

Королева от нестерпимой боли прикрыла глаза веками, обрамленными настоящими длинными ресницами, и пронзительно застонала, а когда Лайна вновь крутанула нож, впрочем, следя за тем, чтобы он не ушел в тело слишком глубоко, издала долгий, невыносимый — плакать хотелось, слушая, — звенящий крик, эхом вернувшийся к катеру, уже когда пленница обессилено затихла. Владимир увидел, как из закрытых глаз царицы текут слезы. Она действительно плакала навзрыд, сначала беззвучно, а затем по-женски всхлипывая. Сходство с плачущей женщиной было столь поразительным, что Владимир сознательно вызвал в памяти Рината, Шамиля, Ваньку Самойлова, загубленных этой плакальщицей, между прочим. И отвернулся, чтобы не видеть — смотреть на мучения королевы сквирлов без сопереживания ей было просто невозможным — так по-человечески она страдала.

Внезапно передний сквирл, которого сейчас отделяли от катера каких-нибудь сто метров, поднял голову и бултыхнул по поверхности лапой. А потом, издав жалобный крик, ушел под воду. По озеру уже плыли многие десятки тел, а Зубцов все не заводил мотора, чтобы твари не пошли на попятную, если царица окажется слишком далеко от них. Какие-то сквирлы были пловцами получше, какие-то похуже, однако было видно уже, что существа они отнюдь не водные. Подоспевшие тем временем собачьи сквирлы тоже лезли в воду и тонули там, не проплыв и десяти метров. Володе подумалось, что этот безымянный, судя по карте, водоем войдет в историю Земли — столь величественным и устрашающим было зрелище. Внезапно королева издала какие-то новые, торопливые дельфиньи звуки, и сквирлы, все как один, замерли в нерешительности, а некоторые даже начали разворачиваться обратно.

— Режь ее, Лайна! — воскликнул Зубцов, развернувшись к инструктору. — Эта жопа их предупредила!

Лайна, казалось, была уже пресыщена мстительным восторгом и сейчас тяготилась своей работой в качестве заплечных дел мастера. Но, пересилив себя, она опять пронзила царицу ножом и вращательным движением усугубила боль королевы. Однако та на сей раз терпела, стоически прищурив переполненные страданием глаза с суженным в точку зрачком.

Зубцов внезапно сунул руку в карман и достал оттуда какой-то замызганного вида пузыречек. Встретив потерянные взгляды Владимира и Лайны, с трудом выдерживавших напряжение последних минут, он сам, перегнувшись через перегородку, отделявшую мостик от палубы, сыпанул белого порошка из своей склянки в развороченные лезвием раны на теле царицы, что исторгло из всех четырех ртов самки душераздирающий с пронзительный вопль, равного которому Володе не доводилось слышать никогда прежде. Зубцов, заметив ужас, застывший в глазах и ученого, и своей обожаемой инструкторши, с широкой улыбкой сказал: