Дмитрий Абеляшев - Пастырь Вселенной

— Хорошо.

— Ладно, — недовольно пожала плечами Лея. — Тогда слушай. Я устройство хокс-центра хорошо знаю. И скажу сразу, что до операции ее отбить так же невозможно, как на вашем самолете долететь до Силлура, понял?

Владимир почувствовал, как внутри у него все холодеет. Он не знал, НАДО ли спасать Лайну после операции. Но потом, вспомнив свой разговор с Зубцовым в день расформирования отряда, тогда оба они изрядно набрались, и полковник разоткровенничался — сказал, что у них с Лайной еще ничего не было, что она девушка и после войны станет его настоящей женой. И, сопоставив это с тем, что молодых женщин будут хоксировать под сексуальных рабынь, понял, что НАДО. Даже если с Лайна после хокса превратится в живой памятник самой себе, как какое-нибудь чучело. Володя понял, что, может, спасать ее и не следует, но вот НЕ СПАСТИ ее он не может.

Лея, догадывавшаяся, о чем думает сейчас ее муж, робко предложила:

— Слушай, может, лучше пристрелим ее, и дело с концом? Может, так для нее же будет лучше, как ты думаешь?

Володя ответил вопросом на вопрос:

— А после хокса они умеют говорить? Помнят свое и имя, прошлое?

— Говорить умеют, имя помнят, — кивнула Лея, — прошлое же — так, кусками. Ну, знаешь, они как трехлетние дети — она сама не рада будет такой жизни.

А вот это Лея сделала зря — сравнила существо после хокса с ребенком. Если бы она била на то, что Лайне суждено было стать слюнявой похотливой дурочкой, Володя, быть может, еще подумал бы над ее предложением… Но дети для поэтически настроенных землян, как известно, цветы жизни.

— Нет, мы сделаем для нее все, что от нас зависит, — откликнулся Владимир, — а уж жить ей такой или нет, пусть потом Зубцов решает.

— А это еще почему? — искренне изумилась Лея.

— А, я тебе еще не сказал, — с грустной улыбкой ответил Владимир. — Она, как бы это поточнее, его невеста.

Лея лишь покрутила головой вместо ответа и, кажется, впала в глубокую задумчивость от такого оборота. А потом сказала с какими-то нездорово веселыми нотками в звенящем голосе:

— А что? Знаешь, это даже забавно. По-своему. Мы ее попробуем отбить. Идет?

Владимир и Лея вернулись в свою пещеру и подготовили вещи к скорому отлету. Теперь можно было прыгнуть в корабль и лететь. Увы, если им удастся бежать втроем, то половину пожитков придется оставить на Силлуре. Володя за считанные минуты разделил вещи на первостепенные — которые сразу же заняли место в багажнике — и второстепенные, которые они возьмут в случае, если по какой-либо причине не смогут отбить Лайну. Лея, собирая вещи, бросила мимоходом:

— Скажи мне, Володенька, а если убьют меня, ты что же, полетишь в космолете вдвоем с этой дурочкой, да?

Володя, обернувшись, сказал в ответ:

— Да что ты. Я же даже кораблем управлять не умею.

— Ладно, — согласилась Лея. — А если тебя убьют, милый, я ее застрелю и полечу одна. И не на Землю, а на Анданор. И, к слову, в этом случае я не обещаю, что не выйду там замуж, слышишь? Кстати, еще не поздно отказаться от твоей безумной затеи.

Владимир молчал, сжав зубы. Ну что тут скажешь? Ведь Лея, возможно, была права… Лея сказала Владимиру, что они могут не торопиться — операция проводится полностью автоматизированно, что исключает возможность подкупа хоксируемыми живых хирургов. Она занимает в пересчете на земное время, с учетом этапности и очереди, около трех часов в земном исчислении.

Владимир чувствовал себя сейчас более чем неуютно. Ему хотелось услышать о том, что проделывали там с Лайной, но, с другой стороны, он ничего не желал об этом знать. В итоге большую часть времени сборов они провели в напряженном молчании. С захваченного Силлура следовало бежать в любом случае — Лея знала, что в такую жару ей не выжить без защитного костюма нигде, кроме ледяных пещер, но в них наверняка будет размешен оккупационный штаб — где же ему еще быть… Наконец, Лея сказала, что пора.

Они пошли другой тропой, которую Володя, частенько охотившийся в этих краях, назвал Тропою Любви. Она была сплошь увита местным плющом, раскрывившимся огромными цветами, напоминающими — по форме, а не по размеру — земные «граммофончики». Но эти цветы были больше раструба настоящего граммофона, и при порывах теплого ветерка их тычинки, сталкикаясь друг с другом, звенели как хрустальные колокольчики. Если же ветер дул сильнее, хрупкие шарики тычинок разбивались с мелодичным звоном, превращаясь в пыльцу; подобно искрящемуся снегу она вылетала Наружу маленьким облачком, и ветер тут же относил ее на соседние растения. Владимир часто приносил Лее букеты из этих удивительных цветов, сама же тропа все время звенела, что воспринималось очень празднично и как-то свадебно. Володя давно хотел пригласить сюда Лею на экскурсию, но ему и в страшном сне не могло пригрезиться, сколь ужасны будут обстоятельства их совместной прогулки. Наконец Володя с Леей оказались уже за кокс-центром, там, где дорога, поворачивая, огибала одинокую скалу, на возвышении за которой, в кустах, можно было затаиться и ждать. Лея, спрятавшись в невысоких кустах с длинными, свернутыми в трубочки звездочками листьев, спросила у Володи: